Сухановская особорежимная тюрьма - Дача пыток или Спецобъект № 110, Москва

Сухановская особорежимная тюрьма (Сухановка) — тюрьма сталинского времени, существовавшая на территории монастыря Свято-Екатерининская пустынь (рядом с нынешним городом Видное в Московской области России).

По карте - такой адрес: 2-й Футбольный пр-д, 20, Видное, Московская обл., Россия, 142702

История

В бывших монастырских строениях тюрьма расположилась в 1932 году. До осени 1935 года представляла собой воспитательную колонию для малолетних преступников.

Рядом с тюрьмой располагались здания дворянской усадьбы Суханово, поэтому новая тюрьма стала именоваться Сухановской. Ещё одним неофициальным, но довольно распространённым названием тюрьмы было Дача пыток. В официальных документах Сухановка также часто именовалась Спецобъект № 110.

В 1937 году М. И. Калинин распорядился отдать в собственность НКВД все постройки бывшего монастыря и территорию вокруг них, которые отныне были предназначены для содержания политических заключённых. Идея создания на территории бывшего монастыря секретной тюрьмы для жертв Большого Террора (в первую очередь — попавших в опалу у Сталина его высокопоставленных сотрудников, а также арестованных высокопоставленных чинов самого НКВД) принадлежала Николаю Ежову, однако конкретная работа по её обустройству началась в первых числах декабря 1938 года, после того, как сам Ежов был смещён Сталиным с поста главы НКВД СССР.

Фактическим организатором тюрьмы стал новый нарком НКВД Лаврентий Берия. Согласно книге Головковой, в день предполагаемой отставки Николая Ежова Лаврентий Берия постановил создать тюрьму при НКВД на территории «Сухановского», по его выражению, монастыря. 25 ноября 1938 года Н. И. Ежов был смещён с поста наркома внутренних дел, а 10 апреля 1939 года арестован и помещён в ту же Сухановку, где содержался в течение последующих девяти месяцев; там же был осуждён и 6 февраля 1940 года расстрелян.

В 1989 году строения были переведены с баланса МВД СССР в Министерство культуры, а в мае 1992 года был восстановлен Свято-Екатерининский мужской монастырь.

Режим

Режим тюрьмы был очень строгим. Имена в тюрьме были запрещены; все заключённые, служащие тюрьмы и даже тела расстрелянных существовали исключительно под номерами.

Согласно телеграмме Сталина, Центральным комитетом Всесоюзной коммунистической партии было «допущено» применение «физического воздействия» к «врагам народа».

Есть свидетельства, что в бывшем главном храме монастыря был устроен тюремный крематорий.

Известные узники

 

• Бабель, Исаак Эммануилович (1894 — 1940) — русский писатель и драматург.
• Бовкун-Луганец (Орельский), Иван Трофимович (1899 — 1939) — российский революционер, сотрудник ОГПУ-НКВД, полпред в Китае (1937—1939). Убит сотрудниками НКВД
• Быстролётов, Дмитрий Александрович (1901 — 1975) — советский разведчик
• Гнедин, Евгений Александрович (1898 — 1983)—советский дипломат, писатель, журналист, участник диссиденского движения.
• Ежов, Николай Иванович (1895 — 1940) — советский партийный и государственный деятель, генеральный комиссар госбезопасности, массовй убийца, который сам способствовал образование такого места расправы - для пыток и убийств.
• Мержанов, Мирон Иванович (1895 — 1975) — советский архитектор
• Тамручи, Владимир Степанович (1892 — 1950) — советский военачальник, генерал-лейтенант танковых войск (9 сентября 1941 г.), командующий бронетанковыми войсками Юго-Западного фронта (осень 1941)[5]
• Трилиссер, Меер Абрамович (1883 — 1940) — советский государственный деятель, один из руководителей советских спецорганов.
• Фриновский, Михаил Петрович (1898 — 1940) — деятель советских органов госбезопасности, командарм 1-го ранга (1938)
• Чингиз Ильдрым (1890 — 1938) — азербайджанский советский инженер-металлург, народный комиссар Азербайджанской ССР по военным и морским делам (28 апреля 1920 — июнь 1920), первый из азербайджанцев, награждённый орденом Красного Знамени, заместитель начальника строительства Магнитогорского металлургического комбината.
• Белянчик, Михаил Николаевич (1904 — 1950) — советский военачальник, генерал - майор.

Книги о Сухановке

Лидия Головкова. Сухановская тюрьма. Спецобъект 110. — М.: Возвращение, 2009. — С. 164. — ISBN 978-5-7157-0232-6.

***************

Казнь «кровавого карлика»

Поздним февральским вечером (5 февраля. – Прим. ред.) 1940 года Блохин вызвал меня к себе и приказал:

– Поедем на спецобъект № 110 (Сухановская особорежимная тюрьма. – Прим. ред.), там сегодня ночью бывшего наркома внутренних дел Ежова будут расстреливать. Не помогли ему «ежовые рукавицы» всех «врагов народа» поймать, – с издевкой в голосе сообщил комендант и продолжил равнодушно: – Обычно там надзиратели сами оформляют все документы, а потом передают в 1-й спецотдел (оперативный учет, регистрация и статистика. – Прим. ред.) твоим «коллегам». Сегодня особый случай. Твоя задача проследить, чтобы все правильно оформили. Вместе с нами зам. начальника 1-го спецотдела Баштаков поедет – ему лично и вручишь документы. Когда будет машина – вызову.

– Разрешите идти, – произнес я, стараясь скрыть растерянность и волнение в голосе. О том, что обладатель «ежовых рукавиц» был снят с поста наркома внутренних дел, я узнал, когда находился под следствием в конце 1938 года. Когда со стены в кабинете следователя исчез портрет Ежова. Потом по коридорам наркомата поползли слухи об аресте всесильного наркома.

Кто-то из чекистов, участвовавших в обыске его городской квартиры, утверждал, что, в отличие от своего предшественника – Ягоды, сам Ежов жил относительно скромно – у него было мало личных ценных вещей, чего не скажешь о его супруге, чей гардероб был забит дорогими нарядами. Она была инициатором украшения стен их городской квартиры картинами и коврами. Зато те, кто бывал на даче Ежовых, наоборот, рассказывали о роскошном доме с кинозалом, бассейном и странной волейбольной площадке с натянутой около самой земли сеткой. Позднее я понял, что так они называли теннисный корт. Получить и обустроить загородную резиденцию мог только нарком. Также мужики утверждали, что на даче супруга Ежова держала диковинных птиц – павлинов. В отличие от неприметного и скромного мужа (любил пьянствовать с друзьями), она вела светскую жизнь, чем сильно выделялась на фоне других жен высокопоставленных советских чиновников. Во время обыска на квартире у бывшего наркома внутренних дел было изъято: пять меховых женских шуб, больше сотни платьев, десятки кофточек и шляп. Еще в протоколе упоминались многочисленные картины, ковры и украшения. Неудивительно, что жены московских начальников прозвали супругу Ежова стрекозой, намекая на персонаж из басни Крылова.

– Никаких вопросов у тебя нет по поводу личности расстреливаемого? – осторожно поинтересовался Блохин. Нарком внутренних дел Берия приказал коменданту разъяснять исполнителям, почему расстреливают людей, чьи портреты украшали страницы газеты «Правда» и кабинеты различных учреждений.

– Никак нет, – отрапортовал я, стараясь избежать разговора на специфичную тему. На самом деле мне очень хотелось узнать, в чем именно провинился Ежов. По наркомату циркулировали слухи, что обладатель «ежовых рукавиц» прославился своим беспробудным пьянством – на работу приходил после обеда – и сексуальными оргиями – был педерастом. Еще говорили о том, что, когда он был наркомом, сотрудники управления госбезопасности наркомата внутренних дел использовали незаконные методы ведения следствия – применяли к подследственным различные пытки физического и психологического характера.  Советскому народу пояснили, что сменившему Ежова на посту наркома внутренних дел Берии пришлось приложить огромные усилия, чтобы исправить сложившуюся ситуацию и больше не допускать случаев нарушения соцзаконности. После свержения Сталинского режима оказалось, что на самом деле пытки и убийства усилились.

Большинство современных «историков» утверждают, что НКВД занимался исключительно борьбой с «врагами народа». Это грубейшее искажение исторической правды. Наркому внутренних дел подчинялись милиция, пожарная охрана, пограничные и внутренние войска, внешняя разведка, военная контрразведка, шифровальные органы, загсы и другие структуры. Вся машинерия власти была подстроена на массовые репрессии, безнаказанные пытки и убийства людей.

Спецобъект № 110

Сейчас в газетах и журналах напечатано множество мифов о Сухановской особорежимной тюрьме. Якобы ее построили по личному приказу Ежова. Нарком внутренних дел хотел ее использовать для содержания находящихся под следствием высокопоставленных сотрудников НКВД, которых после завершения следствия планировалось расстреливать как «врагов народа».

Другой миф – Берия каждый вечер приезжал сюда, где лично участвовал в допросах и пытках подследственных и любил это место. Поэтому в народе спецобъект № 110 якобы называли «бериевской дачей». На самом деле нарком крайне редко посещал эту тюрьму и свое удовольствие мог получить ближе к центру Москвы.

Третий миф – Сухановка фактически была не тюрьмой, а следственным изолятором, так как после оглашения приговора содержащихся здесь людей отправляли в ГУЛАГ или расстреливали.

Четвертый миф – спецобъект якобы охраняла рота дивизии особого назначения НКВД. В структуре войск НКВД СССР действительно была Отдельная мотострелковая дивизия особого назначения, но ее подразделения не охраняли следственные изоляторы, тюрьмы и лагеря. Этим занимались конвойные войска НКВД.

Пятый миф – расстрелянных на спецобъекте «врагов народа» якобы сжигали в оборудованном в храме крематории. На самом деле после приведения смертного приговора в исполнение и оформления акта тело грузили в грузовик и отвозили в морг столичной Бутырской тюрьмы. Там оформляли новый акт с указанием другого места смерти – одной из московских тюрем.

В 1931 году на территории бывшего Свято-Екатерининского монастыря были организованы две колонии: для малолетних и взрослых преступников, которые подчинялись ГУМЗ – Главному управлению мест заключения.

В 1935 году территория бывшего монастыря была передана в аренду Союзу архитекторов СССР. По соседству располагался Дом отдыха этой организации. На территории монастыря поселили обслуживающий персонал Дома отдыха. Впрочем, повара, горничные и уборщицы жили здесь недолго. В ноябре 1938 года их, по приказу Ежова, выселили, а бывший монастырь был снова передан в распоряжение НКВД. Его нарком внутренних дел планировал использовать для завершающей стадии уничтожения своих врагов в центральном аппарате НКВД. Вот только судьба с ним сыграла злую шутку. Как однажды сказал Блохин: «Ежов сам попал в вырытую яму». После ареста он несколько месяцев провел в одной из камер Сухановки. Несколько раз его приезжал допрашивать Берия. Правда, персонального кабинета, как утверждают отдельные «историки», у наркома не было. Он занимал свободное помещение, где в другое время "трудились" в поте лица его подчиненные, "беседовал" с подследственным, после чего у многих были тяжелешие увечия ( в допролсах, как правило, присутствовали профессиональные садисты, умевшие умело переломать челюсти, руки или ребра "собеседников", когда требовалось - сорвать ногти или выколоть глаза). После такой "беседы" и полученного удовольствия высокие гости как после посещения театрального зрелища, спокойно могли возвращаться в Москву.

Сухановская особорежимная тюрьма располагалась на окраине подмосковного города Видное (Павелецкая железная дорога). Сейчас там снова открыт монастырь. Никаких следов от тюрьмы не сохранилось. Церковные власти постарались уничтожить все следы советского периода истории этого места.

Когда я впервые приехал на спецобъект № 110, а после расстрела Ежова мне пришлось еще несколько раз посетить это место, то удивился странному сочетанию: каменные мощные монастырские стены – и нити колючей проволоки над ними. Парадные ворота с построенной над ними церковью замурованы, проехать или пройти можно только через расположенные с противоположной стороны хозяйственные ворота. Рядом со входом деревянное строение – КПП.

Попав на внутренний двор, не сразу понимаешь, что находишься на территории особорежимной тюрьмы. Во дворе на веревках сушится белье. Бегают дети. Спешат по своим делам женщины – жены надзирателей и офицеров конвойных войск. В углу двора – здание клуба для сотрудников тюрьмы и военнослужащих конвойных войск. Сама тюрьма занимает два двухэтажных корпуса. В одном находятся кабинеты следователей, а в другом – камеры для заключенных.

Обитателей Сухановки кормили сытно и вкусно – еду доставляли из находившегося по соседству Дома отдыха. Я несколько раз завтракал после расстрелов. Помнится, после казни Ежова нас накормили творожной запеканкой, бутербродами с маслом и сыром, а вместо чая налили даже какао. Ели мы в служебной столовой – сидя за накрытыми белыми скатертями столиками. Там кормили гостей из Москвы, в каждом из нас видя большого начальника. Стрелкам такое обращение льстило, единственное, что огорчало, – отсутствие водки. Вместо нее с собой исполнители привозили спирт в солдатских фляжках, который и употребляли в качестве аперитива перед едой.

Блохин несколько раз пытался организовать хранение спирта на спецобъекте, но ничего не получилось. Администрация дома отдыха предлагала коньяк или вино, но эти напитки отказывались пить исполнители, требовавшие чего-нибудь пролетарского. Впрочем, расстреливали в Сухановке редко, поэтому комендант смирился со сложившейся практикой. Перед каждой поездкой стрелки наполняли фляжки, а после расстрела оставшимся спиртом охотно делились с шоферами и санитарами из морга.

В других местах (Бутово и «Коммунарка») трапеза была скромнее – хлеб, колбаса и много водки. Да и есть приходилось стоя и торопливо. Хотелось после проведенной на ногах ночи куда-нибудь присесть. К тому же писать приходилось на весу, внимательно следя за тем, чтобы правильно начертать фамилии и имена, а порой их сразу и не выговоришь – такие сложные. Это тоже выматывало. Звучит цинично, но стрелкам было легче – им не нужно было думать, а все движения были доведены до автоматизма. Они точно так же могли расстреливать, предварительно напившись. В провинции так иногда и происходило.

Когда перед войной я поехал в командировку на Западную Украину и в Белоруссию, то несколько раз был свидетелем «пьяных» казней. Местное начальство объясняло такое нарушение инструкции просто: если палач предварительно не напьется, то не сможет стрелять в затылок приговоренному к высшей мере «врагу народа». Это в Москве или в других крупных городах, где советская власть существовала несколько десятилетий, не возникало проблем с кандидатами в стрелки. Всегда были люди, готовые выполнять грязную и неблагодарную, но необходимую финальную стадию очистки советского общества от «врагов народа». А там, где советская власть существовала всего лишь несколько месяцев (Прибалтика, Западная Украина и Западная Белоруссия) и органы наркоматов внутренних дел и госбезопасности комплектовали присланными из других областей Советского Союза чекистами, был дефицит палачей. Отдельные командиры поступали мудро. Палачу давали прочитать текст приговора, где перечислялись все кровавые деяния приговоренного. После этого надобность в спирте отпадала.

http://rubooks.org/