Медведевский расстрел

11.09.1941 в Медведевском лесу расстреляли 157 заключенных орловской тюрьмы. Все они были «политическими».

Орловская тюрьма была известна на всю страну еще с царского времени.  В ней и до революции, и после содержались «политические».

В своих воспоминаниях о тюрьмах и лагерях «Это не должно повториться», сегодня уже почти забытых и  потерявшихся среди сотен подобных, репрессированный чекист Сурен Газарян пишет об орловской тюрьме:

«Поняли мы, что нам предстоит знакомство со страшным орловским централом».

Саму тюрьму он описывает так:

«Это было старинное трехэтажное мрачное сооружение из красного кирпича, почерневшего под действием времени. Внутри большой прямоугольный коридор, вернее не коридор, а большое прямоугольное помещение, откуда видны все три этажа со сплошными балконами с высокими перилами, за которыми виднелись камеры…  Камера произвела на нас непередаваемо угнетающее впечатление. Низкий темный свод свисал почти над головой. Крошечное окно, затемненное армированным стеклом и закрытое снаружи неизменным козырьком, еще больше затемняло помещение. У трех стен вцементированы в пол тяжелые, мрачные койки. Посреди камеры вбит в пол маленький железный столик, а рядом со столиком – такая же железная табуретка. Около двери – небольшая, но тяжелая железная параша. Да, камеры соловецкой тюрьмы по сравнению с этой были дворцами. Режим был строгий. Днем разрешалось только сидеть на нарах, и любители поспать вспоминали соловецкую тюрьму».

Через три месяца Газаряна переводят в пятиместную камеру в другой корпус, где он знакомится с некоторыми их тех, кого потом  расстреляют в Медведевском лесу.

В 1989 году было возбуждено уголовное дело, которое должно было  пролить свет на тот расстрел.  Бывший начальник УНКВД по Орловской области К.С. Фирсанов был допрошен в качестве свидетеля.

Отмечая скрытность и тщательность, с которой была проведена операция, он указал:

«С лицами, которые должны были быть подвергнуты расстрелу, в камерах продолжало находиться человек примерно 200 осужденных. Это было сделано для того, чтобы замаскировать предстоящую акцию».

Матерчатый кляп

В одной камере оказались люди самых разных политических убеждений.

«Это уже вторая камера, в которой я был единственным коммунистом»,

– пишет Газарян. Сам он неоднократно  подчеркивал, что он убежденный сторонник советской власти и политики Сталина, а арестовали его по наговору.

В одной камере с ним сидели известные деятели тогдашней оппозиции, расстрелянные позже в Медведевском лесу. Это член центрального комитета партии эсеров Вадим Чайкин, «убежденный враг советского государства», один из крупнейших деятелей левых эсеров, муж знаменитой Марии Спиридоновой  Илья Майоров.

Сама Спиридонова, как известно, в это же время тоже находилась  в орловской тюрьме. При этом Майоров писал десятки писем в различные инстанции, пытаясь узнать хоть что-то о судьбе жены и о том,  жива ли вообще. Когда на счет Майорова поступили деньги, отобранные у него во время обыска и не занесенные в протокол, но найденные по его многочисленным заявлениям, Майоров не потратил ни копейки. Надеясь, видимо, что они достанутся жене.

Встретились ли они во время расстрела?

Вполне естественно, что в камере разгорались жаркие политические споры. Ожесточеннее всего спорили, как ни странно, именно представители двух фракций эсеров, «убежденные враги советского государства». Увели их, так и не помирившимися между собой…

В этой же камере сидели два интеллигента-преподавателя, которые от политики боязливо держались в стороне: профессор римского права Владимир Карпенко и преподаватель математики Сергей Гинсбург. Последний «недоумевал по поводу своего ареста и ругал некоего Платта, который своими показаниями оговорил его».

Карпенко сдержанность не спасла – он навсегда остался в Медведевском лесу, как Чайкин и Майоров.

Немцы подходили  к Орлу. 6 сентября 1941 года Берия пишет Сталину о том, что  государственные преступники  ведут среди заключенных «пораженческую агитацию и пытаются подготовить побеги для возобновления подрывной работы». В связи с этим предлагается расстрелять 170 человек по прилагаемому списку.

В тот же день Сталин подписывает соответствующий приказ.

Как показало расследование 1990 года, приговор был незаконным и необоснованным – без возбуждения уголовного дела и предварительного судебного разбирательства, материалов об антисоветской деятельности заключенных, по свидетельству бывшего начальника 1-го спецотдела НКВД Баштакова, не поступало.

Эфрона здесь не было

Списки составлялись в такой спешке, что в него были включены умершие заключенные  или переведенные в другие тюрьмы. Расстрелян был даже Борис Воронович, который еще 28 мая был оправдан и подлежал освобождению, однако по неизвестным причинам продолжал содержаться в орловской тюрьме.

О том, как протекала процедура объявления осужденным приговора, Фирсанов сообщил следующее: «Они препровождались в особую комнату, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вкладывали в рот осужденному матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы он не мог его вытолкнуть, и после этого объявляли о том, что он приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. После этого приговоренного под руки выводили во двор тюрьмы и сажали в крытую машину с пуленепробиваемыми бортами».

В итоге в лесу под Орлом 11 сентября 1941 года расстреляли 157 человек.

Среди них  такие видные политические деятели, как Бессонов, Раковский, Спиридонова, Майоров, Ольга Каменева.

Но были  и инженеры, и политэмигранты, и музыканты, и писатели, и обычные малограмотные люди. В Медведевском лесу похоронена, например, родная тетка Булата Окуджавы.

Сегодня довольно распространен миф о том, что в Орле был расстрелян и муж Марины Цветаевой Сергей Эфрон. Он возник  с публикации 1988 года в газете «Собеседник». Тогда в список расстрелянных в Орле то ли ради красного словца, то ли по незнанию – тогда раскрывать имена репрессированных только начали, включили Эфрона, нескольких жен расстрелянных генералов. Информация пошла кочевать по СМИ и сайтам.

На самом деле КГБ вскоре опровергло ее – Эфрона расстреляли в Москве.

Расследование 1990 года места расстрела не обнаружило. Из пояснений Фирсанова следует, что деревья, которые находились в лесу на месте захоронения, предварительно выкапывались с корнями, а после погребения расстрелянных были посажены на свои места.

http://orelsreda.ru/medvedevskij-rasstrel-pravda-i-vy-my-sel/

Расстрел политзаключённых Орловской тюрьмы (также известен как Медведевский расстрел и Орловский расстрел) был осуществлён сотрудниками НКВД 11 сентября 1941 года в Медведевском лесу, расположенном к северу от Орла. Всего было расстреляно 157 человек, в том числе видные государственные, партийные и научные деятели: фигуранты Второго (В. В. Арнольд, М. С. Строилов) и Третьего (Х. Г. Раковский, С. А. Бессонов, Д. Д. Плетнёв) «московских процессов», а также М. А. Спиридонова, П. Г. Петровский, О. Д. Каменева, В. Н. Яковлева, немецкий математик Фриц Нётер. Расстрел был инициирован наркомом внутренних дел СССР Л. П. Берией и санкционирован Государственным комитетом обороны СССР во главе с И. В. Сталиным. Все приговорённые обвинялись в «ведении пораженческой агитации и попытках подготовить побеги для возобновления подрывной работы».

События в Медведевском лесу не были прецедентом: массовые захоронения на территории Орла и в его окрестностях стали появляться ещё в 1930-х годах, в период Большого террора. Так, к северу и западу от Троицкого кладбища Орла находился так называемый «Чёртов ров» — овраг, где массово расстреливались, а потом захоранивались политзаключённые.

К концу 1980-х годов значительная часть расстрелянных под Орлом была реабилитирована. В отношении оставшихся 108 человек приговор был отменён в 1990 году.

Принятие решения о расстреле

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года Орловская область в числе ряда западных регионов СССР была объявлена на военном положении. В этой связи все дела о преступлениях против обороны, общественного порядка и государственной безопасности, были переданы военным трибуналам, которые получили право рассматривать дела по истечении суток с момента вручения обвинительного заключения. «Когда немцы подходили к Орлу, всех рецидивистов переслали в более далёкие лагеря, а политических оставили там», — вспоминала племянница Х. Г. Раковского Л. Тинёва.

5 сентября 1941 года по указанию народного комиссара внутренних дел СССР Л. П. Берия и его заместителя Б. З. Кобулова 1-й спецотдел совместно с тюремным управлением НКВД СССР составил список на 170 заключённых, ранее осуждённых за контрреволюционные преступления и отбывавших наказание в Орловской тюрьме. Подписанный начальником 1-го спецотдела Л. Ф. Баштаковым и главой тюремного управления М. И. Никольским, список включал краткое изложение установочных данных на каждого заключённого; в отношении 76 человек указывалось, что, находясь в тюрьме, они занимаются проведением антисоветской агитации. Как впоследствии сообщил Баштаков, инициатором составления списка был Кобулов, он же принимал непосредственное участие в его процессе. Именно Кобуловым выполнялись в списке различного рода пометки, а также определялась судьба каждого заключённого.

На следующий день, 6 сентября, Берия направил письмо с приложенным к нему списком на имя председателя ГКО СССР И. В. Сталина, ходатайствуя о применении к приведённым в перечне лицам высшей меры наказания — расстрела. В тексте письма нарком внутренних дел назвал перечисленных заключённых «наиболее озлобленной частью» содержащихся в Орловской тюрьме и указал на то, что эти люди «ведут пораженческую агитацию и пытаются подготовить побеги для возобновления подрывной работы». Рассмотрение представленных материалов Берия предложил поручить Военной коллегией Верховного суда (ВКВС) СССР. В тот же день Сталин, поддержавший предложение Берия, подписал постановление № ГКО-634сс, санкционировав применение высшей меры наказания к 170 заключённым, «разновременно осуждённым за террористическую, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу».

8 сентября 1941 года, как и предполагалось, ВКВС СССР в составе В. В. Ульриха (председатель Коллегии), Д. Я. Кандыбина и В. В Буканова без возбуждения уголовного дела и проведения каких-либо разбирательств вынесла расстрельный приговор в отношении 161 заключённого по статье 58-10 части 2 УК РСФСР. Остальные девять человек, числившиеся в списке, к тому времени, как оказалось, уже не находились в Орловской тюрьме — некоторые умерли, другие были освобождены после пересмотра их дел. Так, «расстрелян» был даже Борис Ворович, которого ещё 28 мая де-юре оправдали и освободили, однако по неизвестным причинам продолжали содержать в орловской тюрьме. Причиной этой и других ошибок стало то, что составление списка происходило в спешке, а данные не подвергались проверке. На это обстоятельство указал при допросе бывший начальник тюремного управления НКВД Никольский.

По словам бывшего начальника УНКВД по Орловской области К. Ф. Фирсанова, операция проводилась с особенной скрытностью и тщательностью. «С лицами, которые должны быть подвергнуты расстрелу, в камерах продолжало находиться человек примерно 200 осуждённых, — сообщал Фирсанов позднее. — Это было сделано для того, чтобы замаскировать предстоящую акцию». На следующий день после экзекуции в Медведевском лесу все сокамерники расстрелянных заключённых были эвакуированы.

Список расстрелянных заключённых

Среди приговорённых к расстрелу заключённых Орловской тюрьмы было несколько видных политических деятелей. Х. Г. Раковский — болгарин по национальности, бывший член ЦК РКП(б) с 1918 года и председатель совнаркома УССР, в 1938 году в рамках Третьего московского процесса был приговорён к 20 годам тюрьмы как «английский и японский шпион». М. А. Спиридонова — известная революционерка, одна из лидеров левых эсеров, ещё в начале 1920-х годов отошедшая от политической деятельности, также подверглась аресту и к моменту расстрела уже долгое время отбывала срок в Орле за участие в подготовке покушения на К. Е. Ворошилова. Судьбу Спиридоновой разделил её муж, также бывший эсер, И. А. Майоров, отбывавший срок в той же тюрьме, но вместе с тем ничего не знавший о судьбе жены: на посылаемые Майоровым запросы в различные инстанции ему не отвечали. В одной камере с Майоровым сидели бывший член ЦК партии эсеров В. А. Чайкин, эсерка А. А. Измайлович и профессор римского права Киевского университета В. В. Карпеко. Помимо перечисленных заключённых, в Медведевском лесу были расстреляны: В. В. Арнольд, которого когда-то обвинили в покушении на В. М. Молотова, бывший инженер «Кузбассугля» М. С. Строилов (ему, наряду с Арнольдом, инкриминировался саботаж), бывший советник полпредства СССР в Германии С. А. Бессонов, известный врач-терапевт, профессор Д. Д. Плетнёв, осуждённый за причастность к убийству Максима Горького, «красный профессор» А. Ю. Айхенвальд.

Та же участь постигла бывшую наркома финансов, левую коммунистку В. Н. Яковлеву, сестру Троцкого и жену Льва Каменева О. Д. Каменеву, Ольгу Окуджава (сестру репрессированных ранее большевиков Михаила, Шалвы и Николая Окуджава, супругу поэта Галактиона Табидзе, родную тётку Булата Окуджавы) и младшего сына Г. И. Петровского Петра, брата Н. И. Ежова Сергея.

Многие осуждённые имели гражданство/подданство иностранных государств или иностранное происхождение. К последним относился, в частности, немецкий математик Фриц Нётер, об освобождении которого в своё время ходатайствовал перед властями СССР сам Альберт Эйнштейн. Значительную часть расстрельного списка составляли азиатские имена: особенно много среди приговорённых было китайцев.

Процесс казни

11 сентября 1941 года смертный приговор в отношении 157 осуждённых был приведён в исполнение в Медведевском лесу. По словам бывшего начальника Орловской тюрьмы С. Д. Яковлева, для этой цели НКВД СССР прислал в город специальную оперативную группу. Распоряжение ВКВС СССР поступило в Орёл в то время, когда производилась эвакуация содержащихся в тюрьме заключённых, а город подвергался частым и сильным бомбардировкам со стороны наступающих немцев. Следуя показаниям К. Ф. Фирсанова, он и прокурорский работник преследовали задачу не допустить подмены осуждённых и исключить какие бы то ни было факты глумления над ними. Для этого совместно с сотрудником прокуратуры они изучали личные дела заключённых, сравнивая представленные в них данные со сведениями, полученными в ходе опроса осуждённых.

В день расстрела, по свидетельству сокамерника приговорённых, репрессированного чекиста Сурена Газаряна, был «необычайный шум в коридоре». В своих мемуарах «Это не должно повториться» он же вспоминал, что, когда увели Чайкина, Майорова и Карпеко, а затем пришёл дежурный и унёс их вещи, ему «стало жутко». На следующий день Газарян во дворе тюрьмы пытался найти Бессонова и Петровского, но их «тоже не было». Перед выездом на место казни каждый осуждённый препровождался в особое помещение, где специально подобранные лица из числа личного состава тюрьмы вставляли ему в рот матерчатый кляп, завязывали его тряпкой, чтобы исключить возможность вытолкнуть кляп, а затем зачитывали расстрельный приговор. После этого приговорённого под руки выводили в тюремный двор, сажали в специально оборудованную крытую автомашину с пуленепробиваемыми бортами, и вывозили в лес, где его расстреливали. Никто из сотрудников тюрьмы, как утверждал Яковлев, к участию в экзекуции не привлекался. Не присутствовал на месте и сам глава областного УНКВД Фирсанов — в состав так называемой комиссии по приведению приговора в исполнение входили его подчинённые: К. А. Черноусов, Н. И. Слюняев, Г. И. Теребков. По свидетельству Фирсанова, деревья, находившиеся в лесу на месте захоронения трупов приговорённых, предварительно выкапывались вместе с корнями, а после погребения расстрелянных вновь сажались на свои места. В дальнейшем, вплоть до 3 октября 1941 года — дня, когда Орёл был захвачен немцами, — сотрудники УНКВД по Орловской области неоднократно отправлялись на место расстрела под видом грибников для проверки состояния места захоронения. Обстановка там, по полученным ими данным, не нарушалась.

Память об орловском расстреле

Реабилитация расстрелянных

18 января 1989 года Прокуратура СССР, руководствуясь частным постановлением пленума Верховного суда СССР № 40-88 от 13 июня 1988 года по делу Пятакова, Радека и других, осуждённых по приговору ВКВС СССР в 1937 году, возбудил уголовное дело, касающееся событий в Медведевском лесу. По результатам рассмотрения дела пленум Верховного суда принял решение о передаче материалов, связанных с вынесением приговора ВКВС СССР от 8 сентября 1941 года, Генеральному прокурору СССР А. Я. Сухареву для принятия по ним законного решения. Возбуждённое Прокуратурой СССР уголовное дело поступило, в свою очередь, в Главную военную прокуратуру.

12 апреля 1990 года военный прокурор 1-го отдела Управления Главной военной прокуратуры по реабилитации подполковник юстиции Зыбцев, рассмотрев уголовное дело № 1-89, издал постановление о прекращении уголовного дела в отношении членов ВКВС СССР Ульриха, Кандыбина и Буканова, признав отсутствие состава преступления в их действиях. Отметив незаконность и необоснованность приговора ВКВС в отношении 161 заключённого Орловской тюрьмы, Зыбцев, тем не менее, сделал вывод, что решение Коллегии не является преступным, поскольку было вынесено на основании постановления ГКО СССР — высшего на тот момент органа государственной власти. Касательно преступных действий инициаторов расстрела Берия и Кобулова Зыбцев отметил, что оба они уже были признаны виновными и приговорены к расстрелу за совершённые преступления в 1953 году. Лиц, имевших отношение к приведению приговора в исполнение, военный прокурор также счёл невиновными в совершении преступления, поскольку они «не могли знать, что данное судебное решение (…) является незаконным».

26 июля 1990 года пленум Верховного Суда СССР за отсутствием состава преступления отменил приговор в отношении 108 человек, осуждённых 8 сентября 1941 года. Уголовные дела в отношении остальных расстрелянных были прекращены в предыдущие годы.

Интерес к теме

Ещё до реабилитации большинства жертв расстрела под Орлом, в мае 1988 года, о произошедшем в Медведевском лесу заговорил молодой московский исследователь Дмитрий Юрасов. На страницах «Собеседника» он писал о том, что «мало кто знает о страшных расстрелах осенью 1941 года в орловской политтюрьме». С момента первых публикаций о расстреле в Медведевском лесу интерес общественности к событиям 11 сентября 1941 года стал непрерывно расти. Сотрудники бывшего УКГБ по Орловской области, приступившие к поиску материалов по этой теме, регулярно информировали общественность о появлении новых сведений. В период с 1989 по 1992 год интерес к расстрелу заключённых под Орлом и расследованию его обстоятельств, активно демонстрировала пресса. Областная газета «Орловская правда» посвятила событиям в Медведевском лесу ряд публикаций, в том числе, «Чёрный сентябрь 1941 года» (25 августа 1990) и «Вечная память» (21 сентября 1991). Статьи по данной теме появлялись и в газетах более крупного масштаба, таких как «Известия» («Берия попросил, Сталин подписал»; 6 июня 1990), «Вечерняя Москва» («Хозяин расстрельного дома»; 27 июля 1990). Архивные документальные материалы были опубликованы в ряде других изданий местной и центральной печати. 11 января 1991 года газета «Орловская правда» в статье «Трагедия в Медведевском лесу» впервые опубликовала полный список расстрелянных 11 сентября 1941 года под Орлом.

Со временем во многих публикациях касательно произошедшего в Медведевском лесу обнаружился ряд неточностей. Ряд изданий, включая газету «Центральная Россия» (статья «Орловский каторжный централ: 11 сентября 1941 года») указали на то, что среди расстрелянных под Орлом были муж поэтессы М. И. Цветаевой С. Я. Эфрон, актриса немецкого происхождения Карола Неер-Геншке, писатель Н. А. Клепинин с супругой, а также П. Н. Толстой. По утверждению автора публикации в «Центральной России», все эти люди были казнены в Медведевском лесу, несмотря на их отсутствие в списке. В числе расстрелянных под Орлом упоминались, кроме прочего, супруги репрессированных советских государственных и военных деятелей: Б. С. Гамарник, Г. А. Егорова, Е. И. Корк, О. Д. Каменева, Н. В. Уборевич, Э. Э. Лежава, О. А. Угарова, тогда как в официальных данных из названных женщин числились только жёны Каменева и Угарова. В отношении звучавших ранее просьб о разъяснении судьбы супруг Гамарника, Уборевича, а также мужа Цветаевой, сообщалось в публикациях «Орловской правды» 1990—1991 годов, таких как «Вечная память» (21 сентября 1991). Все они, по данным последних, были осуждены ВКВС СССР ещё в июле 1941 года, приговорены к высшей мере наказания и расстреляны в Москве. Сведения об участи супругов Клепининых, жён А. И. Егорова и А. И. Корка, актрисы Каролины (Каролы) Неер-Геншке, а также супруги и дочери А. М. Лежавы были даны сотрудниками Центрального архива бывшего КГБ СССР и также опубликованы в «Орловской правде» — никто из этих людей не был расстрелян в Орле либо его окрестностях. То, что в Медведевском лесу погибли Эфрон и жёны бывших руководителей, ошибочно предполагал и занимавшийся изучением этого вопроса Дмитрий Юрасов. Примечательно, что, помимо Эфрона, он называл и имя известного писателя Бруно Ясенского, который, как выяснилось впоследствии, был расстрелян ещё в 1938 году. Известный драматург А. И. Ваксберг выдвигал предположение о том, что под Орлом нашёл свою гибель и репрессированный в 1937 году партийный деятель Н. К. Антипов, а историк А. В. Антонов-Овсеенко называл в числе жертв экономиста и статистика В. В. Оболенского, а также друга Сталина и брата его первой супруги А. С. Сванидзе. Версии относительно всех троих не нашли своего подтверждения — как выяснилось, Антипов и Оболенский были расстреляны в Москве в 1938 году, тогда как Сванидзе погиб в 1941 году, однако не в Медведевском лесу.

Память

Впервые за долгий период времени орловчане вспомнили о расстреле в Медведевском лесу в 1989 году. Тогда орловские активисты «Мемориала» возложили цветы к тюремной стене, а в зале горисполкома состоялся вечер памяти жертв репрессий. Зал, по свидетельству присутствовавшего на мероприятии Ю. Антюхова, был переполнен. Открыл вечер и председательствовал на нём глава областной комиссии содействия советским органам в обеспечении прав и интересов реабилитированных граждан А. И. Бачурин. Присутствующие почтили память погибших советских граждан минутой молчания, после чего перед аудиторией выступили преподаватель ОГПИ, будущий декан исторического факультета ОГУ, С. Т. Минаков, известный орловский краевед и поэт В. М. Катанов. Последний предложил назвать именем Христиана Раковского одну из городских улиц, а также выделить зал памяти жертвам репрессий в Орловском краеведческом музее. Электрик Д. А. Краюхин зачитал приветствие народного депутата СССР В. И. Самарина, который откликнулся на предложение провести памятный вечер и выступил с инициативой открыть специальный счёт на сооружение памятника, а также объявить 11 сентября общегородским днём Памяти. Идею Самарина поддержали председатель общества ветеранов войны Железнодорожного района Н. Г. Ефремов, воин-интернационалист В. К. Рощупкин, председатель областного совета ветеранов партии и труда П. Я. Пархоменко и инженер А. И. Третьяков. Областной прокурор Л. П. Павлов поделился с присутствующими информацией о работе комиссии по реабилитации, проводящейся при взаимодействии с КГБ. Завершило митинг выступление учителя вечерней школы № 10, представителя общества «Мемориал», Б. А. Попова. В заключение участники вечера приняли резолюцию, касающуюся сбора средств на памятный знак жертвам репрессий и объявления 11 сентября днём Памяти.

11 сентября 1990 года в Медведевском лесу был сооружён памятный знак — гранитный монолит с надписью «Память о жертвах репрессий 30-х — 40-х и начала 50-х годов», установленный на бетонном основании. По случаю открытия монумента там же состоялся митинг, на котором присутствовали, в том числе, жители Орла, ставшие свидетелями сталинских репрессий. Митинг открыл председатель Орловского городского Совета народных депутатов А. Г. Кисляков, на мероприятии также присутствовали зампред областного Совета Е. Н. Троицкий, зампред облисполкома Т. Н. Коновалова, ответственные работники горкома и обкома КПСС. По окончании митинга к подножию памятного знака были возложены корзины цветов от областного Совета, народных депутатов и обкома КПСС от городского Совета и горкома КПСС, от трудовых коллективов города Орла.

В исследовании «Орловский некрополь», опубликованном в 2011 году, орловский краевед В. А. Ливцов сообщает, что «недавно рядом с памятником возник новый скит Русской православной церкви, посвящённый всем, кто сложил свою голову в этом урочище». Конкретное время появления скита автором не уточняется.