Андрей Шаврей. Стихи Лианы прекрасны — даже если и на русском!

С художественным руководителем нового театра Каем Гэ я познакомился в августе прошлого года. Побеседовал часок, вот вам отчёт о той беседе для полного понимания сути.

Кай мне понравился. Потому что парню всего 24 года, а он создал свой театр. Без государственной помощи, кстати. Насколько понимаю, родители у него хорошие, отличного сына воспитали. Во всяком случае, меня впечатлило, что парень молодой, а всё-таки неординарный — он уже знает, кто такая Марина Цветаева! Он знает, что Цветаева — великий русский поэт, а не поэтесса! И даже спектакль поставил по её стихам. Скажите, а вы нынче много знаете молодых людей, которые читают стихи Марины Ивановны? И которые сами пишут — пьесы, повести и даже романы? Пока у нас все в смартфонах и компьютерах торчат, тут ещё кто-то книжки читает! Уникум — это я без комплиментов.

А ещё у Кая был спектакль, в котором семь языков одновременно, без перевода — «1900-1930» (по стихам серебряного века). Это для понимания, что театр, в котором работают молодые «русскоязычные» артисты, говорят на самых разных языках. Опять же некое новаторство в наших широтах.

В марте этого года я побывал на открытии театра, посмотрел мини-спектакль «Цена плоти», интересная пьеса Кая, касающаяся современной актуальности — эксплуатации человека, попадающего в рабство (сексуальное, экономическое, т.д.). Прочитайте и этот текст — для полного понимания.

Этот текст прочитала Лиана и выразила в социальной сети своё возмущение — дескать, откуда вдруг вот такой русский театр, ведь он будет наверняка спонсироваться при помощи государственных грантов. И вот тут, извините, Лиана, но «Акела промахнулся». Частный это театр, живёт на выручку от билетов и за счёт гастрольных поездок. Театр-студия — ему не нужно очень много, как Новому Рижскому театру или Латвийской национальной опере... Деньги, конечно, нужны, но его владельцы справляются с минимальными потребностями.

А Кай, как и любой хороший режиссёр — провокатор в лучшем смысле слова. Тот же Алвис (опять же, написал без фамилии — и все поняли, о ком речь!) не раз говорил, что он провоцирует, а потом смотрит, что из этого получится, собирает материал, лепит из него спектакль.

И провоцирует, как правило, на актуальную в обществе тему. Ну вот и юный Кай спровоцировал — спектакль перфоманс Rodnik. По стихам Лианы! Ланги! Ох, проговорился!

И в результате на постановку невозможно попасть — все билеты (вход за пожертвования в размере пяти евро) проданы. Часть доходов от нынешнего показа театр отдаст в Государственный центр латышского языка (а вот уже перфоманс!).

Хорошо быть Лианой или Алвисом — произнёс их имена и народ взволновался! И пошёл на связанные с этими именами спектакли! Завидую, потому что вот скажешь: «Андрей» — и нуль реакции. Андреев в мире много. Другое дело — «Шаврей». Или «Левкин». Оба Андреи, зато какие фамилии!

Я не случайно здесь упомянул имя выдающегося редактора и писателя Андрея Викторовича Левкина, фактического редактора «Родника» тех времён, ушедшего из жизни в феврале 2023 года. Если вы вдруг забыли, кто это, не поленитесь прочитать о нём, многое поймёте.

Добавлю, что считаю Левкина своим первым учителем. Как и некоторые другие рижские литераторы, журналисты. Мне даже повезло с ним работать целых два года в газете «Бизнес & Балтия», а это так много! И в последние годы его жизни постоянно с ним сталкивался на углу улиц Гертрудес и Авоту, где живу, а Левкин периодически выезжал с Авоту на велосипеде.

Вот и сейчас, направляясь к «Латвийскому театру протестной культуры», свернул на Авоту, с которой очень многое связано. И всё не случайно, оказывается! В частности, в конце восьмидесятых именно здесь, до переезда в Дом печати, была редакция журнала Avots. Он выходил на латышском языке и публиковал весьма актуальные тексты литературы и политики того времени. А время было классное — Атмода, национальное пробуждение, пробуждение гражданского общества, свобода слова! Самое лучшее в моей жизни (и не только в моей!) время, хотя и сложное.

И был у Avots младший собрат, русская версия «Родник».

Avots в переводе с латышского как раз «Родник» и есть. «Младший собрат» — потому что поначалу две трети текстов в русском варианте журнала были переводы с латышской версии. Но фактическим редактором той русской версии стал Андрей Левкин, благодаря которому «младший» быстро обогнал «старшего». В это трудно поверить, но тираж на стыке 1980-1990-х у ежемесячного русского «Родника» был более 50 тысяч экземпляров, латышской версии и не снилось. Это, кстати, по тем временам совсем не аховый тираж — бывали и миллионные, но это у изданий московских, как правило («Огонёк», «Новый мир»...).

Но и в «Огоньке», и в «Новом мире» знали, что такое русский рижский «Родник», его выписывали интеллектуалы всего бывшего СССР. Левкин упрямо публиковал андеграундную литературу Москвы и тогда ещё Ленинграда, то, что невозможно было опубликовать при кондовой советской власти. И уже тогда «Родник» стал легендарным. Avots при наступлении независимости, когда стало не до литературы (выжить бы — проблема для всего постсоветского пространства), закрылся. А последний номер русской версии вышел в 1996-м, на грант Букеровской премии, кстати, который в Москве в торжественной обстановке получил Левкин. И это было литературной сенсацией!

Тираж всего полторы тысячи экземпляров, раритет (он у меня сохранился). Помню, супруга одного автора, ныне известного редактора-журналиста, опубликовавшего там свой рассказ, восторженно шептала мне в коридоре Дома печати: «Андрей, это победа! Понимаешь, опубликоваться у Левкина — это победа!» Добавлю от себя — а также почёт и уважуха со стороны иных литераторов.

Так вот, опубликоваться в том прогрессивном русском журнале, что и сделала Лиана Ланга — это надо иметь упорство, талант и интеллект. А поэт Лиана дама вполне талантливая и интеллектуальная. Хотя теперь после приглашения в «Латвийский театр протестной культуры» Лиана и заявила (адресатом явно были её избиратели), что вообще-то она хотела публиковать стихи тогда на латышском, но редактор латышской версии сказал, что это невозможно, поскольку влияет некто из КГБ (тогда сотрудники «Конторы Глубокого Бурения» действительно ещё имели влияние). Но поймите ещё раз, что опубликоваться тогда в русском «Роднике» было намного респектабельнее!

«Боже, а ведь хорошие же стихи!», — подумал я, услышав стихи Лианы на русском. В конце концов, в «Роднике» отстой не публиковали.

Опубликоваться в этом самом продвинутом, высокоинтеллектуальном и абсолютно антисоветском журнале Латвии в те годы, особенно в русской версии — это всё равно, что стать практически официально классиком. Или просто признанным литератором (это как минимум). Так что тут Лиану стоит только поздравить.

А почему она сейчас взволновалась из-за этого? Особенно, когда пригласил её сам Кай в письменной форме и ждал с букетом цветов на входе в свой театр? А, ну понятно — один недостаток у этих стихов всё же есть. И существенный. Особенно по нынешним временам, и если глядеть на них с национальной точки зрения. Они написаны на великом и могучем. То есть, на русском.

Хотя ничего страшного в этом нет — Лиана и в Крым ездила в те годы. И экспериментировала на русском. Я тоже был в Крыму, и не надо вздрагивать — в 1993-м. И, надеюсь, ещё раз побываю в благословенном Коктебеле, в котором у Максимилиана Волошина (мне посчастливилось побывать в его доме-музее у моря, а также на могиле) собиралась литературные сливки «серебряного века», нашедшие себе временный приют от нарождающегося советского ужаса с его Сталиным и ГУЛАГом.

Многие сейчас ждали провокации со стороны Кая Гэ, что он возьмёт и, грубо говоря, «обстебёт» те девять стихов Лианы на русском. Но он поступил крайне деликатно.

Понимаете ли, по-разному можно прочитать великие строки Пушкина «Я вас люблю, хоть я бешусь». Можно нежно и со скрытой болью, как Иннокентий Смоктуновский. Можно страстно, «на разрыв аорты», как Андрей Миронов.

А можно любое гениальное стихотворение прочитать саркастически — да так, что Шекспир покажется графоманом. Кай и его артисты до сарказма не опустились.

45-минутное действо в маленьком зале на втором этаже, где помещается десятка три человек, выдержано в стилистике вышеупомянутой «Цены плоти». Загадочный свет, на маленькую сцену выходят по очереди артисты, молодые и прекрасные во всех смыслах. Это Вера Черногорова, Арина Горбунова, Никита Денисенко, Никита Ларионовс, Дарья Друговейко. Хореография Дарьи Друговейко, свет Кая Гэ, минималистские декорации Никиты Ларионовса. Всё под музыкальное сопровождение: 90% этнической музыки, песня «Декаданс» («Бонд с кнопкой»), «Не стреляйте» (Земфира).

Здесь есть сюрреализм, но нет ненависти.

Для Кая это была даже не премьера, а проверка, генеральная репетиция (сами спектакли по стихам Лианы будут продолжены уже в новом театральном сезоне). По его словам, это просто «пластично-поэтическое исследование человеческой природы, внутренней правды и социальной лжи». О социальной лжи потом, а пока о том, что здесь подлинные чувства — страх, любовь, надежда, тоска. В общем, всё то, что испытывает молодой человек, а Лиане в 1988-м ещё тридцати не было... По мнению Кая, когда герои этих стихов выходят в свет, они надевают маску — социальную, приемлемую, защитную.

«Эта маска становится привычкой, становится лицом, пока, наконец, не начинает жить за них. Общество, в котором они существуют, требует от них этой игры. И в какой-то момент — маска начинает выигрывать у человека его самого. Это история о внутреннем изгнании, о том, как легко потерять себя и как трудно вернуть».

Поражает, насколько я совпал во мнении с этими словами Кая, хотя у нас разница в возрасте в тридцать лет. И родились в совершенно разные эпохи. Но для меня образ Лианы во многом именно такой, каким его описал Кай Гэ.

Понимаете, я с ней познакомился на легендарном кинофоруме «Арсенал» в 1996-м, на котором Лиана работала — в частности, переводчицей с английского и немецкого. Познакомился шапочно. А спустя годы, лет двадцать назад, меня с ней познакомила и лично одна художница. Извините, что уточняю — русская художница. Извините, что говорили по-русски — художница на государственном говорила весьма плохо. Мне Лиана показалась весьма строгой дамой, но при этом великолепной собеседницей.

С ней можно говорить о том, что есть художник Монэ, а есть художник Манэ — ну, как минимум, что уже приятно.

А в 2012 году в русском переводе русского поэта из Риги Милены Макаровой вышел поэтический сборник Лианы «Вещество взгляда». Русская книга с автографом — бережно храню. А ещё ранее, в 2004-м, стихи Лианы в переводе Милены публиковались в очень уважаемом московском журнале, название которого ныне вызывает горькую усмешку — «Дружба народов».

И знаете, сейчас сокровенное вам скажу — Лиана какой была, такой и осталась. Во всяком, в личных отношениях. По крайней мере, за три десятилетия знакомства по отношению ко мне я не ощутил ни разу агрессивного действия. Я до сих пор с ней встречаюсь — в Новом рижском театре, например. И мы здороваемся.

А что касается внешнего, то это исключительно политика. И политика агрессивная. И нацелена она исключительно на то, чтобы пробиться к власти. Чего Лиана ныне и достигла — стала депутатом Рижского муниципалитета. Не ошибусь, если напишу, что через год станет и депутатом парламента. Тут и Алвис (тот самый), который всё время пишет о создании новой партии правого толка, подоспеет (попомните эти мои слова!).

Недавно встретился с Лианой во французском кафе на Гертрудес и мы слегка поговорили (на латышском, конечно, ведь рядом многой ушей и глаз!). Поговорили в очереди о том, что времена сейчас совершенно неблагоприятные для либерализма. Сказала, что прочитала моё интервью с Томасом Венцловой и сказала, что вот так-то вот, Шаврейс… А Томас Венцлова вот что говорил: «Я их высмеивал [недругов России — прим. автора], даже в печати, говорил, что это анахронизм, что всё изменилось. Оказалось, что они [те, кто говорил о России, как о изначально тоталитарной империи — прим. автора], к сожалению, правы».

Короче, всё, что вы знаете о Лиане (а 99% из тех, кто слышал это имя, её совершенно не знают) — это то, что она агрессивный политик. Но помимо политики есть ещё и поэзия.

Какое кредо (жизненное, а не политическое) у Лианы — могу только догадываться. А моё кредо простое. Я никогда особенно не был поклонником «Машины времени» Андрея Макаревича, ещё в суровые советские годы написавшего стихи к песне: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир. Пусть лучше он прогнется под нас, однажды он прогнется под нас». Но эти строки для меня сейчас путеводные.

Вот кто-то прогибается. А я — не хочу. Когда мне делали паспорт гражданина Латвийской Республики, там была возможность поставить свою национальность — любую, какую хочешь. Хоть еврей, хоть латыш. А можешь вообще не ставить. А я мог поставить честно, что я белорус по дедушке и еврейский украинец по бабушке. Это же так выгодно с нынешней точки зрения! Но я взял и поставил: Krievs!

Русский я. Извините.