Анатолий Гужвин

Губернатор Астраханской области в 1991-2004 годах

  Родился 25 марта 1946 г в городе Ахтубинск Астраханской области.    В 1962 году работал электромехаником на Владимирском судоремонтном заводе.  В 1970 окончил Астраханский технический институт рыбной промышленности и хозяйства по специальности «инженер-электромеханик».    В 1972 стал заведующим отделом комсомольских организаций Астраханского горкома ВЛКСМ. В 1974-1980 - первый секретарь Трусовского райкома ВЛКСМ города Астрахани.   C 1980 по 1985 - во время пребывания в должности секретаря Камызякского райкома КПСС Астраханской области окончил в 1984 Саратовскую Высшую партийную школу. Потом стал секретарем, а позже вторым секретарем Астраханского обкома КПСС.    В 1987-1991 - председатель исполнительного комитета Астраханского областного Совета народных депутатов. В 41 год Гужвин стал самым молодым председателем облисполкома в СССР. 28 августа 1991 Анатолий Петрович Гужвин был назначен Главой Администрации Астраханской области.    В 1993 был избран депутатом Совета Федерации Федерального Собрания РФ, а с 1996 по 2000 входил в состав Совета Федерации как губернатор.    Скончался в Сочи от инфаркта. После его смерти в области был объявлен трёхдневный траур. Ордена: «За заслуги перед Отечеством» IV степени (13 октября 1998) - за заслуги перед государством в большой вклад в социально-экономическое развитие области, «За военные заслуги» (23 сентября 2002) - за большой вклад в обеспечение обороноспособности Российской Федерации, Дружбы (1 сентября 1995) - за большой вклад в освоение Астраханского газоконденсатного месторождения и создание газохимического комплекса, «Знак Почёта» (1980).  

Мама Екатерина Ивановна Гужвина: «Что о корнях наших говорить? Деревенские у нас корни, простые. Отец мой, Иван Васильевич, всю жизнь работал – и в колхозе, и на производстве. Был на фронте, вернулся с наградами. Мама, Евдокия Фёдоровна, была домохозяйкой. Жили мы в селе Успенка. Папа там животноводом работал. Жили в кухнешечке, помню, очень маленькой, потом дали дом нам в колхозе. В первый класс я пошла уже во Владимировке, тогда это было село, а сейчас город Ахтубинск. Отец здесь работал заведующим складом, потом на разных работах, а мама по хозяйству домовничала. 

Нас, детей, в семье было трое. Виктор Алексеевич Бабичев – мой брат по маме, он у нее от первого брака, но отец его воспитывал примерно с четырех лет. В Великую Отечественную войну брат стал Героем Советского Союза. Хорошо помню, как призывали их в армию. В местном клубе имени Воровского собрали всех призывников, их родителей и знакомых. Драмкружок показывал пьесу «Наталка-Полтавка», а потом была перекличка призывников. И вот называют: «Бабичев Виктор Алексеевич». А он сидит, молчит. Его вызывают ещё раз и ещё раз. Потом ребята его толкают: «Эй, Виктор Шиянов, это тебя!». А мы Шияновы были, все его так и звали – Виктор Шиян. И он тогда встаёт. Забыл, что он Бабичев. Отслужил в армии, вернулся. И года не прошло, как война началась.

Жили мы дружно. Никогда не слышала и не видела, чтобы родственники поссорились. 
В 1945 году я вышла замуж и попала в семью Гужвиных. Толя родился через год. Моя свекровь, Мария Ивановна, была домохозяйкой, свекор, Михаил Васильевич, всегда такой добрый, приветливый, работал конопатчиком. Все мы простые люди. У свекрови было два брата. Их дома стояли на улице рядом. И мы в маленьком домике прожили десять лет вместе со свекровью. Потом дворы стали убавлять, мол, много места занимают. А по русской крестьянской традиции, когда сын женится, ему начинают строить дом. Вот и для моего Петра Михайловича родители стали строить дом, и мы, конечно, помогали, чем могли. 
Построили дом, а мы привыкли жить с ними вместе и всё не переходим в свой собственный. Вот как-то Петр Михайлович был на работе, а свекровь мне и говорит: 
- Катя, когда вы будете в свой домик переходить? А то зачем мы его строим? 
А Толя посмотрел на неё и говорит: 
- Мы не пойдем в свой дом, будем тут жить, вместе. 
Бабушка рассмеялась: 
- У вас теперь свой, новый дом. Переходите и живите на радость и счастье. А мы здесь все, рядом с вами. 
Ну вот, перешли мы в свой дом, а брать с собой почти нечего, кроме кроватей да стола с табуретками. Я там убралась, перемыла полы, постельку Толе застелила: 
- Всё, давай спать. 
- Нет, папу подождем! 
Вот сидим вдвоем, как-то не по себе. А Толя смышленый был: 
- Мама, пошли до деда и бабы Муси! – Так он звал мою свекровь. 
Я подхватила его, и мы пошли. Петр пришел с работы, видит, никого нет. Пошел тоже к родителям, догадался, что мы там. Свекор все понял: 
- Раз уж вы все здесь собрались, я вам на полу расстелю постель, спите здесь. 
Кровать-то свою мы уже в новый дом забрали. Вот так дружно мы жили, что и расставаться не хотелось. 
Работала я все время в дошкольных учреждениях – и нянечкой, и завхозом, оттуда и на пенсию ушла. Толя ходил в детский садик. У меня много его детских фотокарточек. Он заводилой был, в концертах выступал. А дед, мой отец, любил наши утренники. Всегда просил: 
- Вы уж там скажите, когда будет праздник, я приду. 
Придет, сядет в переднем ряду. Детишки поют, танцуют. Он всем хлопает, а особенно доволен, когда внук выступает. 
Толя любил своих стариков, и сам у них был любимчиком, такой ласковый, приветливый, он словно светился улыбкой. Дедушка, то один, то другой, приходя, обязательно гостинец принесет. А у нас, тогда молодых, денег мало было, всегда надо купить то одно, то другое, всегда недостатки. Так что гостинцы эти всем в радость. 
А ещё, бывало, мой отец соберет всех нас – у моей сестры девочка была, а у сводного брата Виктора – мальчик, он постарше наших, - да ещё детвору с улицы и говорит: 
- Вы, девчата, приходите помочь матери пироги да плюшки печь, а мы будем елку наряжать, Новый год праздновать. 
Пригласит детвору всю, у кого отцы на фронте погибли, елку нарядит. Вот такое отношение было к детям. Толя все это видел и понимал, почему такое дружное сочувствие к сиротам было. А мы подарки соберем, кулечки сошьем, туда семечек насыплем, мама испечет что-нибудь вкусненькое. Это уже в 1948 – 57 годах было. 
Помню, однажды на Новый год мы елку не достали, так мой отец пошел и где-то срубил деревцо, принес домой. И мы его так убрали, так разукрасили, что никто и не узнал, что это вовсе не елка нарядная. Зато праздник был от души. 
В Ахтубинске фамилия Гужвиных встречается часто, но это не родственники, а однофамильцы, и сейчас там много Гужвиных. А родных, каких я знаю по свекру, уже остается мало. Вот в Саратове жил брат мужа, Виктор Михайлович Гужвин, Толин дядя. Как-то летом он с женой приезжал ко мне в гости в Ахтубинск, где я живу летом, со своей внучкой. Потом прислали письмо, как все им здесь понравилось, все очень довольны. Внучка пишет: бабуля, мне хочется ещё к вам приехать.

Теперь остались Петя Гужвин, сын Анатолия Петровича, и дочка Лена вернула фамилию отца, растут её сын Игорь Гужвин и маленький Кирюша, Оля Гужвина, Михаил Гужвин и Маруся Гужвина. 
Дед Михаил Васильевич умер в 1970 году. Уже Леночка родилась. Ей было три года, когда Толя с Надей привезли её познакомить с родственниками, и вот дед смотрит на нее, по головке так ласково гладит и улыбается довольный: 
- Наши глазки, черненькие, наши. 
Она ему уже правнучкой доводилась, а сейчас я Петиным и Лениным детишкам прабабушка. Пятеро правнуков! Последнего Толя так и не увидел.

…Вспоминается, как Толя в школу пошел, в первый класс. И баба Муся, моя свекровь, говорит мне: не волнуйся, иди на работу, я сама его наряжу и поведу в школу. А я думаю про себя: как же я-то не пойду его провожать в школу? Прибегаю с работы, а тут все приготовлено. Толика в первый класс одели, принарядили. Свекровь мне: ну что ты прибежала? А я ей: мам, ну как же я не пойду? Смотрим, и Петр Михайлович бежит: событие – сын первый раз в первый класс! Школа рядом была, сейчас в этом здании, по-моему, интернат находится. 
Был у Толи товарищ Виталик Шадчнев. Они ещё в садик вместе ходили, а он на несколько месяцев моложе Толи, и его в первый класс не брали. Виталя узнал, что его не берут в школу, родителям скандал устроил: я в школу хочу, Толя будет учиться, и я с ним! Родители пошли к директору, упросили принять их сына в школу, и его приняли. Так и учились вместе. На 50-летие Толи он приезжал, работает в Пензе в каком-то институте. Иногда заезжает летом. А с Толиком они до того сдружились, что всегда были вместе. 
В школе за Толю краснеть не приходилось. Он легко и хорошо учился, занимался спортом, особенно любил футбол. И отец сильно переживал, если во время игры сын вдруг упадет или столкнется с кем-нибудь. Сразу: батюшки! Я его успокаивала: видишь, уже встал, снова бежит. Когда родителей приглашали на собрание в школу, Петр Михайлович обычно мне говорил: 
- Я сам пойду, а ты дома оставайся. 
Значит, не приходилось стыдиться за сына. Успехи Толика прибавляли отцу гордости. 
…Отправили Толю учиться, он выбрал рыбвтуз. Уехал поступать, а я плачу: как же он там будет один, в городе. Душою-то я понимаю, что не удержишь его в деревне, и сама хочу, чтобы он учился, а переживаю: что да как с ним будет, как же он без меня? Дедушка и свекровь меня успокаивают: да что ты плачешь, может, вернется еще Толя домой, свет клином не сошелся на учебе, дед, гляди, не учился, да живет. 
И вот Толя приезжает: все экзамены сдал, в общежитие устроился. Светится весь радостью: буду учиться в институте. Тут и муж мне говорит: 
- Да ты что расстраиваешься, Астрахань рядом. Он на выходные будет приезжать, да и мы с тобой, может, соберемся да поедем его проведать. Радоваться надо – сын в институт поступил, как же не учиться-то. 
Тут и я вроде бы успокоилась: все нормально, Толя учится. А он очень хотел учиться. С таким настроением и уезжал. Мы собрали ему в дорогу большой чемодан. Потом он рассказывал: ой, мама, такой чемодан вы дали здоровый, еле его пристроил. Комнатки-то в общежитии небольшие, места мало, не развернуться. 
Учился он нормально, с интересом, с удовольствием. 
А тут мужа направили председателем колхоза «15 лет ВЛКСМ» в село Покровку. Опять слезы: не хочу ехать в колхоз, только в свой дом перешли. Это было в 1965 году. Ну, хочешь, не хочешь, а ехать надо. Поехали мы в колхоз, район наш тогда Владимировским назывался. Там тоже Гужвины работали. Один из них, тракторист Петр Кузьмич Гужвин, в бою закрыл амбразуру немецкого пулемета своим телом, ему присвоили звание Героя Советского Союза. На открытие памятника герою, помнится, приезжал первый секретарь обкома партии Леонид Александрович Бородин. 
В Покровке мой Петр Михайлович работал от зари и до зари, председатель колхоза – за все в ответе. А он – сердечник, сердце частенько прихватывало. Ему все хуже и хуже становилось, и мы уехали в Баскунчак. Там ему дали от колхоза «Путь коммунизма» производственный участок, но Петр Михайлович полтора года проработал, и все – сердце отказало, умер. Я осталась одна. Мне предлагали квартиру в Баскунчаке, но с условием, чтобы дом свой отдать колхозу. Я с Толей поговорила: 
- Толик, мне этот домик такой ценой достался. Он очень дорог мне. Отца нет, родителей нет – ни моих, ни Гужвиных. Что у меня теперь самое дорогое в жизни – это ты да этот домик. Конечно, мне будет трудно, дом ещё не достроен, как следует, ступенек нет, вместо них трап проложен. Но дом я не брошу. 
В общем, так я и осталась в своем домике и до сих пор в нем живу. Достроить дом помогали брат Виктор Алексеевич и сестра моя, она и сейчас в Ахтубинске живет. Как весна, уезжаю в Ахтубинск, а осенью приезжаю к Леночке в Астрахань. Летом детвора любит у меня гостить. 
А Толя, когда приезжал, всегда говорил: 
- Вот похожу по этой земле, и мне как-то радостнее на душе, будто родная земля мне силы придает и бодрость. 
Толя окончил институт, так в Астрахани и остался. 
Трудно сказать, предчувствовала ли я его судьбу? 
Конечно, каждой матери хочется, чтобы дитя пошло в жизни, как говорится, по хорошей дорожке. А что потом будет, разве заглянешь? Не пересказать, сколько переживаний было за него. Губернатор – это даже не председатель колхоза, ответственность за всю область, нагрузка, напряжение, а сердечко пошаливает, здоровье надо бы поберечь, а ему все некогда. И опять я за него переживаю. Как Астрахань «Вести» передает по телевидению, я у телевизора, все выпуски смотрю. Соседи на лавочке вечером сидят, а я бегу последние известия смотреть. А был случай: его только что по телевизору показали, я порадовалась, как всегда, когда его вижу, значит, здоров, все в порядке. Выхожу во двор, а Толя калитку открывает и во двор заходит: 
- Ба, Толя, как же это так получилось? Я только сейчас тебя видела по телевизору! 
- Да ты что, мама, это меня снимали вчера или позавчера. 
- А я-то думала, если тебя вижу на экране, то ты в Астрахани. 
- Ну, не всегда так бывает, мама, - улыбнулся он. 
…Толечка подрастал. Жить стало получше. 
Сын рос не балованный и не хулиганистый. Друзья его уважали. Троюродный брат Виктор Клочков на три года старше Толи, но тоже с уважением к нему относился. Было однажды у ребят модное поветрие – красные носки. А их в продаже не было, только черные да изредка белые. Виктор заходит к нам: а что это вы хотите делать? Да вот носки красить! Он побежал домой и тоже давай красить носки в красный цвет. 
Толик был заметным парнем. Хотелось и одеваться хорошо, да возможностей особых не было. Иногда попросит: мама, сделай мне черную рубашку и белый галстук. 
И опять крашу ему белую рубашку в черный цвет. Порой скажет: я пошел на улицу погулять с ребятами. И я не беспокоилась. Наверное, время было другое, и в голову не приходило, что там напьются или подерутся. У Толи были хорошие друзья, и я была спокойна. 
В его воспитании больше было любви, чем строгости. Бывало, с мужем повздорим, все в жизни бывает, но увидим, что Толя домой идет, - все, всякие раздоры прекращаются. И вот они так и ходят друг за дружкой: папа – Толя, папа – Толя. Отец иногда сам собирался: пойду, посмотрю, как там наш сын гуляет. Это были школьные вечера под 7 ноября, 8 марта или Новый год. 
Я иногда говорила: 
- Толечка, я видела тебя только до седьмого класса, а потом ты то спортом занимался, то в школе вечер какой-то или кружок… Ты все уходил да уходил… 
Он улыбался, а улыбка у него такая хорошая, что никак сердиться нельзя: 
- Да ведь я каждый раз приходил, мама. 
Помогать в учебе Толе было некому. Отец – весь в работе, а у меня – 6-7 классов – и вся учеба. Толя читать любил, и читал он много. 
Его первой учительницей была Лидия Николаевна Кумынкина, потом была Раиса Андреевна Репа. 
Мама с папой были рады, что Толя поступил в институт. Они уже дружили с Наденькой, она из нашего села. Толя первый курс окончил и приехал домой, мы жили тогда в Покровке, а Надя уехала сдавать вступительные экзамены, и вот она звонит и говорит: «Толя, я сдала все на пятерки». Он такой гордый, обрадовался, а мы уже знали, что Надя Бурцева будет наша, она и в школе училась хорошо. Потом мы ее папу и маму узнали, папа – бухгалтер, а мама – домохозяйка. Толя попросил у папы машину встретить Надю в Ахтубинске. Они приехали к нам жизнерадостные, счастливые, что будут вместе учиться. Так оно и было: поженились, вместе учились. Ленушка появилась. Анна Васильевна, Надина мама, поехала к молодым помогать. Рассказывала, как пустили их на квартиру. Спали на веранде, страшно холодно. Постелька и одежонка были неважные. Потом нашли квартиру получше. Мы все помогали, как могли. А Толя так и пошел по комсомольской линии. Характер у него такой: он за всех переживает, все принимает близко к сердцу, очень ответственно ко всему относится. Я думаю, поэтому его и заметили. 
И только все в жизни стало налаживаться, как отец наш подкачал. Он в Ахтубинске в госпитале был и там умер. Мне только на второй день сказали, а Толе позвонили сразу. Они с Надей в ночь приехали ко мне в Баскунчак. Лена в тот год в первый класс пошла, она открытку прислала, я ее Петру Михайловичу в госпитале показала. А Петенька маленький, ему всего годик был. После похорон Надя уехала к ребятишкам, а Толя до девяти дней был у меня в Баскунчаке. Я так трудно все переживала, просто ужас, а тут они Петеньку мне передали. Я его в садик устроила. Придем с работы, я его у окна посажу: ты, Петенька, сиди здесь и смотри в окошечко. А он теперь вспоминает: «Ты говорила: «Я пойду во дворе дрова тюк-тюк нарублю, приду, и печку будем топить»». Так и было. И я с этими заботами стала понемногу отвыкать от тягостных воспоминаний о смерти мужа. В садик идем, я на саночках Петю везу. И я так благодарна Наде, что они оставили мне тогда Петеньку. А Ленушка, как школу кончит, тоже приезжает. У меня снова семья, и они, спасибо всем, ездили и поддерживали меня. И Анна Васильевна тоже пришла, вот так и собрались все вместе. 
А Толик, когда приезжал, всегда со всеми поздоровается. Он с детства уважительный к людям. Сидят старушки на скамеечке, он подходит к ним: «Ну, как вы здесь поживаете?». Обязательно справится о здоровье. 
Всегда, когда он приезжал ко мне в Ахтубинск, двор был полон народу. И каждого-то он выслушает, с каждым поговорит. И старушки говорили мне: 
- Человечный сын у тебя, Екатерина Ивановна!»

 

Я ВСЕ ЖДУ ЕГО. КАК ВЧЕРА. КАК ВСЕГДА…

Супруга Надежда Гужвина: «... Мы учились в одной школе. Я – в восьмом классе, он – в десятом. Он на полтора года меня старше. Я пошла в школу с восьми лет, а он – с семи. Десять классов окончил, а тут одиннадцатилетку ввели, и мне пришлось учиться ещё в одиннадцатом. 

У меня все было определено, так мне казалось. Два брата окончили Саратовский университет, и в семье были уверены, что после школы я тоже уезжаю в Саратов. Я мечтала до восьмого класса, до встречи с Анатолием, поступить на физмат в Саратовский университет. Мама у нас родом из тех мест, так что саратовская земля как бы наполовину родная. С математикой у меня проблем не было, училась легко и хорошо. Но на выпускном вечере после 8-го класса произошла та самая встреча, судьбоносная. 

Анатолий в школьные годы был парень видный, интересный. Девчата по нему просто сохли. Я видела его, знала, что он учится в нашей школе. Но тогда я ещё не интересовалась ребятами. Девочка была скромная, все мысли – об учебе. 

А девчонки-сверстницы уже вовсю с мальчишками встречались. И они меня на школьные вечера чуть не силком уводили: ну пойдем, что ты все читаешь, глаза портишь! 

На школьных вечерах после торжественной части под Новый год, 7 ноября или 1 Мая обязательно были танцы, сейчас это называется дискотекой. 

И вот выпускной вечер для двух восьмых классов. Как сейчас помню, мы стоим вдоль стенок, девочки и мальчики, и вдруг заходит Анатолий, а тогда просто Толик. Он пришел с другом к нам на вечер. А я стою с двумя подружками, и танец начинается. Он направляется к нам, обе мои подружки были в него влюблены по уши. Я им говорю: девчонки, смотрите, вон он идет, ваш обожатель. А он подходит и меня приглашает на танец. А танцевали мы польку-бабку, сейчас этот танец никто и не знает, но тогда в сельском клубе он был популярней, чем позже рок-н-ролл или твист. Потом мы не раз вспоминали: надо же, Толя, и мы с тобой танцевали первый такой танец: ногами притопываешь, руками прихлопываешь, весело. Отплясали польку-бабку, второй танец начинается. Он опять ко мне подходит. У девчонок глаза от удивления раскрылись. А Толя потом мне рассказывал, вспоминая, что он расспрашивал друга, что это за девочка тоненькая, с косичками. А тот ему: это Надя Бурцева, она у нас отличница, она с мальчиками не общается, вся в учебе. Ну, у него, видно, что-то запало в душу. И вот после танцев он мне говорит: «Разрешите Вас проводить домой?». Так и сказал. Я удивилась: ну, проводи. 

И вот мы с ним шли после вечера и разговаривали только об учебе. О том, что после школы он едет поступать в рыбвтуз. Спросил о моих планах. У меня – Саратовский университет. Он меня проводил, мы попрощались, и на этом все закончилось. Я ни разу не чувствовала с его стороны развязности или нахальства, хотя девчонки рассказывали взахлеб, как целовались и обнимались с парнями. А мы беседовали о книгах и кино. Потом он уехал в город сдавать документы, и я его не видела. А летом на танцплощадке мы стали опять встречаться. Вместе танцевали, он меня провожал – так все и началось. 

Толя поступил в Астрыбвтуз на механический факультет, а я продолжала учиться в школе. Мы с ним переписывались. Он часто приезжал домой навестить родителей и меня, конечно. 

Так продолжалось два года, и затем мы с ним расписались. Я окончила школу и поступила тоже в Астрыбвтуз на технический факультет по специальности «Экономика». На втором курсе у нас появилась дочь лена, Толя перешел на вечернее отделение, а днем работал в речном училище лаборантом. 

Жили в то время весело, дружно. Лену воспитывать помогали родители. Моя мама уже жила с нами. Сейчас вспоминаю – жизнь была нелегкой. Денег вечно не хватало. Я получала стипендию, Толя – зарплату. Но все переносилось как-то легко. Наверное, молодость, любовь помогали преодолевать всякие трудности. Все обиды прощались и быстро забывались. 

В жизни всякое бывает, характеры у нас Толей чем-то были похожи. Он был добрым, отзывчивым человеком, да и я, наверное, такая же. Поэтому, если поссоримся, то не пройдет 15 минут, а мы уже все забыли. 
Вот такая была жизнь: молодость, любовь, потом комсомол. Он стал редко бывать дома, все время занят. Когда его избрали первым секретарем райкома партии, мы переехали в Камызяк. Конечно, на нем весь район, огромная ответственность, а это чувство Анатолию Петровичу было присуще смолоду. Вспоминая его отца, Петра Михайловича, я бы сказала, что это фамильное чувство – ответственность и внимание к людям. 

Он весь в работе – планерки, бюро, заседания, совещания, приемы и встречи. В Камызякский район, что не говорите, любило наезжать начальство всех рангов. Представляете, муж – первое лицо в районе, а квартира, в которой мы там жили, без удобств. Сказать – никто не поверит, в квартире первого секретаря райкома партии печки топились дровами.

В 1986 году мы ездили с Анатолием Петровичем в Чехословакию – впервые за границу. Три дня жили в Праге. Удивительно красивый город – эти мосты, знаменитые часы на площади, где вращаются 12 апостолов, старинные мощеные улочки, здесь средневековье и современность производят поразительный эффект. Едем обратно, делимся впечатлениями: все было так здорово, все понравилось. 

Когда Анатолий Петрович стал работать председателем облисполкома, жить материально стало легче. Появилась возможность ездить в санатории, но отдыхал он очень мало, по 2 недели летом и зимой. Каждую зиму мы ездили в Кисловодск в санаторий «Луч». После 20-го пребывания в санатории нам устроили торжественный ужин, концерт художественной самодеятельности, подарили альбом с фото на память. Как чувствовали, что это было последнее пребывание Анатолия Петровича в этом санатории. 

Летом мы с внуками ездили в Сочи на море и тоже не более чем на 2 недели. Он очень любил своих детей и внуков. И хотя мало времени уделял им, они его очень любили. 

То время, которое он проводил с ними, никогда не забудется, это были праздники. 

Толя был Человеком с большой буквы, он мог меня обидеть, но зато потом обязательно делал столько хорошего, что плохое быстро забывалось. Мы прожили с ним 38 лет, и если бы меня спросили: если начать жизнь сначала, как бы я поступила? 

Я бы все повторила. Мне повезло – я прожила жизнь с любимым человеком. Эти годы пролетели очень быстро. Иногда я жаловалась Толе, что устала, что мне очень трудно, что редко бываем вместе, а он отвечал: ты же говоришь, что время летит быстро, а это значит, что не так уж и плохо все. Все семейные заботы лежали на мне. 

Я у него была и жена, и мать его детей, и бабушка внуков, и домохозяйка, и садовник. Не было у меня ни домработницы, ни садовников. Никому не доверяла его рубашки стирать, брюки гладить. Может быть, меня кто-то неправильно поймет, но для меня это было радостью. 

Он не мог без меня что-то купить себе из одежды, одеться утром на работу, а когда уходил опрятно одетый, с хорошим настроением, для меня это было большое удовлетворение. 

Сейчас нашей семье очень плохо без него. Мне постоянно слышится его голос, я вижу его, жду его каждый вечер. 

Мне очень не хватает его. За 38 лет мы стали единое целое, а теперь половинки не хватает. 

Анатолий Петрович часто задерживался, не предупреждая, не позвонив, а я все ждала. Говорю ему: когда же это все закончится? 

Он только посмеивался: кончится-кончится, вот будет мне 60 лет, я уйду на пенсию, и мы будем с тобой, как два голубка, вот тут сидеть. Бывало, он голубей в воскресенье выпустит, а мы сидим с ним в качалке и смотрим: голуби улетают высоко, красиво. Глядеть – не наглядеться. Но он так и не дожил до 60 лет. 

Как все случилось, так страшно и нежданно-негаданно, я до сих пор понять не могу. Ну как он мог умереть и почему его не спасли, не понимаю? И почему телефон оказался выключен? С утра с внуками плавал, в море нырял, на велосипеде катался. Врач померил давление: нормальное. Он был такой радостный. Пришел Игорек, и они пошли на волейбольную площадку, а я пошла на пляж. И буквально минут через 20 идет Игорек: «Деду стало плохо». 

Когда я прибежала на дачу, он лежал на полу лицом вниз на правой руке. Так сложились обстоятельства, что он оказался один на один со смертью. Никого не было рядом. Никто не смог ему помочь. Я бегала из корпуса в корпус, металась, как сумасшедшая, по санаторию, но санаторий словно вымер. Помог охранник дозвониться до «скорой». Но было уже поздно. Вот так мы потеряли родного, любимого человека, мужа, отца, деда. 

…На девять дней все газеты сообщили, что в кабинет Анатолия Петровича влетел голубь, прошелся по коридору, взлетел на шкаф, посидел. Даже фотографии напечатали. Мистика или не мистика, но на сорок дней снова в кабинет прилетал голубь. Душа его, наверное, прощалась с белым светом. 

А я вижу его во сне и в ожидании вздрагиваю, когда прилетает последний самолет из Москвы. Так и чудится: вот-вот позвонит в дверь. Как вчера, как всегда…"

   Анатолий Петрович Гужвин - первый губернатор Астраханской области. Это был удивительно открытый человек и сильный руководитель. Он всегда здоровался первым, к нему мог попасть любой астраханец, в самых сложных условиях 90-х годов он находил любые способы помочь людям. В кризис и разруху он давал уверенность и оптимизм. Даже если он не мог решить какую-то проблему, он старался узнать - может быть, можно помочь человеку в чем-то другом.
   Он был настоящим патриотом астраханской земли. При нем из лексикона горожан навсегда ушли самоуничижительные слова "яма", "канава", "крепость". При нем расцвели национальные общества, уроки краеведения и передачи на ТВ на казахском и татарском языках. Он очень любил людей.
   Он сильно помогал астраханским рабочим - когда они сами были готовы помочь себе. В разгар неплатежей по зарплате мы проводили тогда забастовку за забастовку. Как правило, мы справлялись сами, но в нескольких случаях Анатолий Гужвин своей волей, вопреки всякой частной собственности "новых русских" назначал проверки предприятий. В этих проверках, как представитель стачкомов и профсоюзов "Защита" участвовал и я. На одном предприятии - "Астрпромстрой", где людям не платили девять месяцев, я нашел тогда в захваченной рабочими бухгалтерии платежки о перечислении трех миллионов долларов в кипрские оффшоры.
   Авторитет Гужвина срабатывал подчас самым неожиданным образом. Во время стачки на котельной Десятки наши рабочие активисты встретили АПГ у входа в администрацию. Их в это время сильно прессовала прокуратура, угрожая уголовными делами. "Мы бастуем", - сказали они. "Бастуйте", - ответил чем-то озабоченный и спешащий губернатор. Ребята вернулись на предприятие и сказали прокурорским: "Нам губернатор сказал - бастовать!". Через пару дней зарплата была погашена.
   У меня связаны с Анатолием Петровичем самые теплые и светлые воспоминания. Это был прекрасный человек, и его неожиданная смерть в Сочи стала настоящим шоком для астраханцев. На улицы проводить своего губернатора тогда вышли десятки тысяч людей - весь путь от администрации области до Рождественного кладбища представлял собой сплошную живую реку.
Этот Человек всегда будет в памяти тех, кто его знал. Он стал примером того, как надо строить жизнь. Он работал не для себя и не ради власти, а для людей. Власть для него была только инструментом. Светлая память.

Олег Шеин.

ОСКОЛКИ ПАМЯТИ

Гужвин Анатолий Петрович

   Ему довелось руководить областью в самые тяжелые переломные годы - развала Советского Союза при Горбачеве, путча, разгона российского парламента, дикого капитализма при Ельцине, силового капитализма при Путине. Жизнь научила его всегда выбирать золотую середину.    Как-то ему стало известно, что хочу напечатать фотографию, на которой он, утомленный, спит, опершись лбом о поручни теплохода, а позади него коршуном бдит его зам Потровский. С текстовкой, что, мол, пока глава областной администрации спит, его заместитель бодрствует и метит на место своего начальника. Вечером мне звонит его помощник Павел Алексеевич Карезин:    - Наиль, тебя срочно ищет наш башка (то есть глава по-татарски) по поводу какой-то фотографии. Давай, дуй сюда срочно!    - У нас  на работе был день рождения, я выпил, поэтому, Павел Алексеевич, извините, не приду.     В конце концов договорились, что приду завтра утром. Буду ждать в приемной не больше пяти минут, иначе ухожу, в очереди сидеть не намерен.    Несмотря на толпу жаждущих встречи с губернатором, в тот раз меня он принял буквально через две минуты. Встретил у дверей, сел не в свое кресло, а рядом - за приставной стол. Сначала, как модно было говорить, наехал, испытующе глядя в глаза:   -  Мне стали много жаловаться на тебя, чтобы я разобрался с тобой!  - Анатолий Петрович, а почему они выходят на вас? Я же не государственное СМИ. Пусть в суд обращаются, - парировал я.    - Ну ладно. Как дела-то у тебя? Может, помощь какая нужна?    Затем как бы невзначай поинтересовался:    - Слушай, а что у тебя за фотография моя?   И стал спрашивать, что снято, где снято, кто снял. Я не сказал, кто снял, хотя он спросил дважды. Вскоре разговор стал напоминать шантаж: Анатолий Петрович исполняет любую мою просьбу под угрозой публикации фото. Поняв это, я поспешил заверить, что фотографию ему не дам, но и публиковать не стану.   Второй незримый поединок произошел в середине 90-х годов. Чартерный самолет с двумя десятками предпринимателей во главе с губернатором должен был на один день слетать в Нижний Новгород, на открытие знаменитой ярмарки. Перед возвращением в Астрахань мы, замерзшие, приняли  немного горячительного. Когда вошли в салон самолета запоздавшие Анатолий Петрович и мэр Игорь Александрович Безрукавников, кто-то из предпринимателей предложил им отведать водочки нижегородской. Губернатор жестко отказался и добавил, что на эту тему разговор будет после набора высоты. Наступила неловкая тишина.    Минут через десять после взлета, Анатолий Петрович встал из кресла и сообщил, что с нами летит его коллега и друг - волгоградский губернатор Николай Максюта. Чтобы сэкономить государственные деньги, он полетит с нами до Астрахани, а оттуда уедет к себе на машине. Тут же появилась стюардесса с подносом астраханской водки и легкой закуской. После первого тоста Анатолий Петрович спросил:    - А почему Наиль  не пьет?    - Да я выпил, Анатолий Петрович…    - Я не видел. Налейте ему, пожалуйста!    Затем два губернатора и мэр пошли по салону, знакомясь с каждым под новый тост. И снова Анатолий Петрович как будто бы ловил меня на том, что я сачкую. А я пил прилежно, не в моих привычках не допивать. В итоге я выпил больше других, хотя сам Анатолий Петрович чаще всего лишь прикасался губами к своей рюмке. После приземления Гужвин предложил по-русски проводить Максюту и пройти к специально приготовленному большому столу в депутатской зале аэропорта. И снова пару раз звучал вопрос губернатора:    - Почему Наиль не пьет?   Некоторые из предпринимателей от количества выпитого стали вести себя неадекватно. У одних начался словесный понос, у других - подкашивались ноги и их тактично выпроваживали из залы. Слава Всевышнему, мой организм был тренированным, и я держался до конца. Знал, что любой руководитель в России обязан уметь пить. Позже понял, что таким образом Анатолий Петрович проверял, кто и что из себя представляет.   Вспомнил еще один эпизод. Тогда еще власть была открытой для народа и не стояли милиционеры перед входом в администрацию. Рано утром, как только огромная фигура Гужвина появилась в дверях, его тут же окружили караулившие бабушки и наперебой стали осыпать своими жалобами и просьбами.     - Дорогие мои, пойдемте ко мне в кабинет и там решим все ваши проблемы, - душевно сказал он и, обняв их кучей, повел на второй этаж. - Пойдемте все-все…

  Наиль Баширов («Есть только миг…», из сборника «Астраханский детектив-3»).

 

ГУЖВИН ВСЕГДА БЫЛ НЕ ПО ГОДАМ МУДРЫМ

Геннадий Горбунов: "В жизни каждого человека есть люди, которые занимают значительное место в судьбе. Не только для меня, но и для всей моей семьи таким человеком был Анатолий Петрович Гужвин. После его безвременного ухода из жизни мы поддерживаем еще более тесную связь с его семьей. Мы познакомились в 1975 году, когда он работал первым секретарем обкома комсомола, а я – главным инженером, а впоследствии – председателем рыболовецкого колхоза «Рассвет» Наримановского района. В те времена по линии обкома ВЛКСМ проводились слеты, встречи, семинары. Подобные мероприятия с участием первого секретаря обкома ВЛКСМ проходили и в нашем хозяйстве. Так что я был знаком с Гужвиным с тех лет, но тогда даже представить не мог, что буду идти с Анатолием Петровичем по жизни рядом. 

В 1982 году обком партии направил нас, молодых первых секретарей Камызякского и Наримановского райкомов, на учебу в саратовскую высшую партийную школу. В общежитии ВПШ жили в одной комнате. После напряженной хозяйственной работы и бесконечной текучки дел (выполнение планов, соцобязательств, сводки по мясу, молоку и т.д.) изучение теории давалось нам легко. Бытовых неудобств как студенты-заочники не испытывали. К нам в Саратов приезжали жены, готовили еду. После экзаменов, что тут скрывать, не обходилось без рюмки водки, хорошей ухи, непринужденных разговоров за ужином. 
Пословица «Друг познается в беде» - про Гужвина. Особенно это проявилось в 1990 году. Незадолго до известных событий, связанных с ГКЧП, небезызвестный всем Иван Николаевич Дьяков ушел с партийной работы в областной Совет народных депутатов. Должность первого секретаря обкома КПСС оказалась вакантной, и, честно говоря, у меня, второго секретаря, занимать ее не было никакого желания. Ведь в те времена разгула демократии КПСС не пинал разве что только ленивый. Камни, как говорится, разбрасывали все, а вот собирать их было некому. В этой ситуации Анатолий Петрович сыграл в моей судьбе главенствующую роль. 
«Я не пойду первым, пусть кто-то другой»,- категорически заявил я Петровичу. «Придет другой, не знаю, еще каких дел наворочает, что же мы будем людей сталкивать: ситуация и без того непростая. Прошу тебя, как друга, останься работать в обкоме партии, все будет нормально, я помогу и, когда надо, поддержу»,- вот что сказал тогда Гужвин. 
Состоялись альтернативные выборы, я стал первым. Работали вместе, переживали за события, доверяли друг другу. Порою приходилось складывать в одну стопку указания ЦК КПРФ, в другую – президентской власти. Как быть, как поступать? Часто они исключали друг друга. Выручали богатейший житейский опыт, интуиция Анатолия Петровича, его знание людей, их характеров, возможностей. Именно благодаря этому фактору Астраханская область прошла без потрясений этот тяжелый период истории страны.

Гужвин очень помог мне в трудоустройстве людей, которые работали в партийных органах: ведь после запрещения КПРФ они были выброшены на улицу. В конце 1980-х мы часто говорили с ним о том, что такая вакханалия не может так долго продолжаться в стране, что должно что-то меняться. Но даже представить себе не могли тогда, что перемены произойдут ценой таких потрясений, от которых страна до сих пор не может оправиться. Безусловно, Советский Союз переживал кризис, но фатальных причин для его распада не было… 

Особые воспоминания – о тех временах, когда мы с ним были народными депутатами РСФСР. За съездами в Кремле, затаив дыхание, следила вся страна. Приходилось принимать решения, которые коренным образом меняли ситуацию в государстве. Работать в Москве нам, астраханцам, приходилось в очень непростой политической обстановке: у Анатолия Петровича были одни установки, какую точку зрения отстаивать и как голосовать по тому или иному вопросу, у меня, как у партийного работника, - совсем иные. Часто в кулуарах и в гостинице спорили, дискутировали с Анатолием Петровичем чуть ли не до хрипоты. И надо сказать, политическое чутье никогда не подводило Гужвина. Он был не по годам мудрым. Я зачастую прислушивался к его мнению, и жизнь показывала – оно правильное. Гужвин был блестящим политиком, теоретиком, хотя следует признать, в силу жизненных обстоятельств ему не хватало опыта хозяйственника. И он не скрывал этого своего недостатка, не стеснялся советоваться с людьми. 
Анатолий Петрович порою был человеком упертым, как его ни убеждай, а он все равно гнет свою линию: «Я сказал – и все!». Порою у меня на него были и обиды, которые сейчас, по прошествии лет, кажутся мелочными. В работе, для дела он не разбирал, кто друзья, кто товарищи. Провинился – отвечай без всяких поблажек! Помню, в бытность мою руководителем областной налоговой инспекции он проводил у нас совещание, по окончании которого начал меня отчитывать. Когда все уже разошлись, я говорю ему с обидой: «Ну, зачем же ты меня, Петрович, так распекал при всех!». А он в ответ: «Гена, ну ты же должен понимать как первый руководитель, если я переведу критику не на тебя, а на твоих подчиненных, то это будет малоубедительно». «Да, это так,- спорю я с ним,- но сердце-то у меня все равно одно!». Или другой случай. Подходит к концу совещание в кабинете у губернатора по плохому сбору налогов. Заходит помощник, показывает Гужвину записку. Петрович косо смотрит на меня. «Ну,- думаю,- еще одна кляуза на меня поступила». И тут Петрович объявляет всем: «Хочу сообщить о награждении Геннадия Александровича Горбунова орденом Дружбы». А потом, выдержав паузу, добавляет: «…Но вручать награду ему не буду – пока не устранит все недоимки». 
Гужвин любил рыбалку, был культурным, очень аккуратным рыбаком, покупал в магазинах «особые» блесны. Разложит их в коробки и сидит, колдует над ними на берегу. Где бы ни был, в каких командировках, даже за границей, он обязательно посещал магазин «Охотник и рыболов». А про его увлечение голубями ходили легенды. Я и сам был тому свидетелем. На отдыхе в Кисловодске он обязательно посвящал два-три дня общению с местными голубятниками. Ездил к ним в Ессентуки, Железноводск. Как увидит, у кого над крышей голуби летают, стучится в калитку. И начинается долгий разговор, понятный только им. На особом, специфическом языке. Петрович знал толк в голубях, для особо породистых не жалел денег, вез на обратном пути их в Астрахань. В разговоре с курортными голубятниками не выдавал свое губернаторское происхождение, лишь в конце беседы дарил свою визитку и «астраханский комплект» - бутылку алвизовской водки да воблешку. Кисловодские мужики, не веря глазам своим, что с ними запросто беседовал такой человек, просили Гужвина: «А пропустить с нами рюмку-другую Вы можете?». – «А почему бы и нет? – отшучивался Петрович. – Ведь я на отдыхе». 
Как-то летом мы поехали семьями в Камызякский район на природу. Однажды, любуясь тихим берегом реки, плакучими ивами, Анатолий Петрович неожиданно для меня сказал: «А что если, когда уйдем на пенсию, построить в этих краях два домика у реки? Будем отдыхать без забот и хлопот, радоваться жизни». Жаль, что он не дожил до пенсии…»

 

Человек, которого будут помнить

Нурсултан Назарбаев, Президент Республики Казахстан: «Память… Это то, что остается с нами на всю жизнь. Даже тогда, когда человека нет с нами, память возвращает каждого из нас в прошлое. 
Вот и сегодня: строчки письма в президентской почте о том, что готовится к изданию книга, посвященная Анатолию Петровичу Гужвину, возбудили во мне воспоминания о тех трудных и стремительных годах, в которые могли бы быть спрессованы десятилетия простой размеренной жизни… 
Ныне в Астраханской области проживают более 140 тысяч казахов, это второй по численности этнос в регионе с очень высокими темпами прироста населения. В области выпускается казахская газета «Ак арна», ведется систематическое казахское теле- и радиовещание. Казахский язык преподается в шестидесяти школах области. При поддержке местной власти было вновь организовано казахское отделение в педагогическом колледже. В свое время Астрахань прославилась тем, что выпустила специальный учебник казахского языка для школ России, предисловие к которому написал губернатор края А.П. Гужвин.

Этот, казалось бы, незначительный факт его биографии, пожалуй, очень ярко показывает, как этот человек и государственный деятель относился к Казахстану и кем он был для Казахстана. 
Напомню, что первое казахстанское консульство на пространствах СНГ было открыто в 2003 году именно в Астрахани. И первый губернатор России, награжденный самой высшей наградой Казахстана – «Премией мира и духовного согласия», - покойный Анатолий Гужвин. 
Казахстанцы помнят, что именно он вдохнул новую жизнь в традиционно хорошие связи между Астраханской областью и нашей Атырауской областью. Анатолий Петрович Гужвин запомнился мне деятельным, смелым, решительным, открытым, всегда добивающимся поставленных целей и очень трудолюбивым человеком. Для него работа, повседневная забота о простых гражданах были всем: и жизнью, и счастьем, и стремлением.

Он всегда думал о семьях, проживающих на границах России и Казахстана. Он всегда хотел сделать так, чтобы их общение по возможности не сталкивалось с теми бюрократическими процедурами, которые возникли на границах наших стран. 
Помню, что однажды он высказал идею об объединении таможенных постов в приграничных областях. Здесь проявились весь прагматизм и дальновидность А.П. Гужвина как политика. 
Мне всегда в нем нравились легкость общения, острый ум, образная речь. Он с ходу доходил до сути проблемы и тут же предлагал ее творческое разрешение. 
К примеру, при открытии мавзолея Курмангазы в Алтынжаре я высказал мысль о необходимости дальнейшего расширения комплекса. Анатолий Петрович поддержал тогда эту идею, и вот теперь казахи со всего мира могут посетить международный культурный центр Курмангазы, где созданы все условия для работы, общения и культурного сотрудничества. В те же дни появилось и предложение о создании здесь гостиничного комплекса – для туристов и паломников, прибывающих почтить память великого предка. Создание столь значимого комплекса на земле Астраханской области является своеобразным памятником и в честь Анатолия Петровича. 
Анатолий Петрович Гужвин остался в моей памяти сильным и душевно щедрым человеком. Человеком неустанного труда и большого сердца. 
Я очень ценил и уважал Анатолия Петровича, всегда был рад встрече с ним». 
 

Сын своей земли

Минтимер Шаймиев, бывший Президент Республики Татарстан: «В Астраханской области я в первый раз оказался в начале 1970-х годов, когда работал министром мелиорации и водного хозяйства Татарстана. А об Анатолии Гужвине я слышал ещё задолго до нашего с ним знакомства. Говорили, что в Астрахани есть очень талантливый руководитель, самый молодой председатель облисполкома в стране. В то время такие высокие посты не часто доверяли молодым. А если уж доверили, то надо было работать, как говорится, не покладая рук. Знаю это не с чужих слов, я сам с молодых лет – на руководящих должностях, поэтому Анатолий Петрович был мне интересен как человек. С ним я познакомился, когда он, назначенный указом Бориса Николаевича Ельцина, работал губернатором Астраханской области. Когда мы с ним познакомились, я понял: чтобы оценить этого человека, вовсе не нужно было его знать близко. Даже короткое общение создавало впечатление об основательности этого человека. А уж когда приходилось слушать его выступления, замечания на самых разных официальных совещаниях, на самых высоких уровнях, то понимал, что мои впечатления о нем были верны, и мне действительно довелось встретить в жизни поистине масштабного человека. Я думаю, что у кого бы ни спросили, каким он был, многие говорили бы примерно одинаково: умнейший, очень порядочный человек, любящий свою землю. Он очень переживал за свою область, зная, что у нее есть огромный потенциал. Он знал, что нужно делать, умел, хотел и мог работать. Но в то же время так быстро преобразовать такой большой край, конечно же, не получается, потому что не все зависит только от тебя. И определенная неудовлетворенность просматривалась даже при его внешнем спокойствии. Но я считаю, что свой огромный скачок в развитии области он сделал. Я увидел это, когда приехал в Астрахань в 2002 году. В августе мы с министром обороны Сергеем Ивановым и директором Федеральной пограничной службы Константином Тоцким были на сборе-походе сил Каспийской флотилии. Тогда нам посчастливилось близко пообщаться с Анатолием Петровичем в неформальной обстановке. Мы ездили по городу, он показывал нам преобразившиеся улицы, было видно, что сделано немало, что область уже встала на путь прогресса. 
Стараниями Гужвина пробивалось развитие и газовой промышленности, и городской инфраструктуры, особенно транспортной. Помню, Анатолий Петрович с огромной болью говорил о состоянии ветхого жилья. Действительно, город в целом нуждался в благоустройстве, в новостройках. Там и сегодня объем работы в этой части огромен. Но Анатолий Гужвин добился того, что его услышали и Президент Российской Федерации В.В. Путин, и федеральные органы. И то, что сейчас там идет довольно заметная работа по ликвидации ветхого жилья, - это, по-моему, прежде всего, заслуга Гужвина. Судя по тому, как он рассказывал нам о делах, для него мелочей в вопросах, касающихся Астраханской области, не было. Я тогда в первый раз воочию увидел незабываемую, восхитительную природу области, уникальную дельту Волги. Как бы ни восхвалялась эта природа, все равно далеко не все сказано о красоте, богатстве флоры и фауны дельты. Анатолий Петрович с любовью рассказывал о своей родине. Его очень волновали проблемы, связанные с браконьерством. Воспользовавшись тем, что в нашей поездке участвовал Константин Тоцкий, он рассказывал, что браконьеры оснащены техникой мирового уровня. Ставятся сети, которых под водой никто не может обнаружить, так как действуют через приборы, ориентированные на звезды. А органы официальной власти, которые борются с ними, такой техникой не обеспечены. Нам даже продемонстрировали, как это происходит. В сеть попадаются 200-300-килограммовые осетры, а браконьерам нужно не столько мясо, сколько икра: потрошат рыбину, забирают икру и выбрасывают. Меня поразила боль в голосе Анатолия Петровича, когда он рассказывал об этом. 
Думаю, он знал о своем крае буквально все до мелочей. Например, от него я впервые услышал, что для того, чтобы из Астрахани выйти на Волгу, в царские времена специально углубляли каналы и этим обеспечивали судоходство. Он говорил, что до сих пор не удается как следует решить эти вопросы для того, чтобы нынешние огромные суда могли спокойно пройти к Астрахани, обеспечивая соответствующий грузовой и пассажирский обороты. Конечно, проблемы есть в каждом регионе, и мы, помнится, говоря о них, нашли много точек соприкосновения. Это была прекрасная поездка, и, к сожалению, после этого нам не удалось побывать где-либо вместе, таких ярких встреч уже не было. 
Мы хорошо понимали друг друга, тянулись друг к другу, несмотря на то, что не довелось долго общаться. Видимо, много общего было у нас, шли в одно время, по одному пути и с огромным желанием – сделать жизнь лучше. Я благодарен ему за то, что он очень серьезно поддерживал татарскую диаспору в Астрахани. Это, я вам дожжен сказать, он делал от души, как само собой разумеющееся. Он и в этом был прекрасным примером для всех. Анатолий Петрович понимал астраханских татар, он называл их своими, помогал им абсолютно во всем, говорил, что с ними легко работать. Он был особенно признателен татарам за то, что они с большой благодарностью воспринимают даже самое малое внимание. Татары, действительно, как и все астраханцы, его всегда поддерживали. 
Анатолий Петрович был состоявшимся человеком в жизни, но, к огромному сожалению, рано ушел от нас. Это было настолько рано, настолько неожиданно, что до сих пор трудно примириться с этой потерей. Когда я думаю о нем, мне кажется, что как не раскрыт пока весь потенциал астраханской земли, так не раскрытым до конца ушел и Анатолий Петрович. Я считаю, что, действительно, пока был жив, он работал, отдавал все свои силы. С ним, конечно, ушло много нереализованного. Потому что в нем был огромный потенциал. Он жил заботами людей края, где родился. Анатолий Гужвин – достойный сын своей земли».

Бывший президент Республики Ингушетия Мурат Зязиков: "Анатолий Петрович Гужвин… Признаться, трудно мне сейчас писать о нем, очень трудно. Трудно потому, что он был человеком неповторимым, экстраординарным. С Гужвиным впервые мы встретились на Кубе, во время XI Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Я душевно, как и все, называл его Петрович. Еще тогда мне подумалось, что это удивительно добрый и порядочный человек. Так оно и было!!! В сложный для страны период Гужвин был избран председателем облисполкома и свою работу выполнял высокопрофессионально, не щадя себя, не давая покоя никому. 
В период политической нестабильности 1990-х годов назначенный главой администрации Астраханской области, А.П. Гужвин не утонул в ежеминутной суете, он мыслил широко и перспективно.
Когда мне было трудно, я просто снимал трубку и звонил своему наставнику – губернатору Гужвину, советовался с ним. Эти разговоры всегда были добрыми, откровенными и открытыми. Мы часто встречались в Москве и обсуждали различные вопросы, но наиболее актуальными для нас были проблемы мира в наших непростых многонациональных регионах.
Я неоднократно присутствовал при его встречах с избирателями. Иногда ему приходилось выслушивать незаслуженные упреки, ведь люди шли к нему со своей бедой. А.П. Гужвин говорил, что губернатор на людей не имеет право обижаться, если ругают – значит, недоработал. 
Анатолий Петрович всегда и всем подавал руку! Причем первым. И добрая половина астраханцев помнит эту руку, теплую и крепкую. Он делал это не из-за какого-то политеса, а искренне, по своей природе. Здоровался с рыбаками, чабанами, солдатами, подчеркивая равенство и взаимоуважение. 
Анатолий Петрович никогда не был кабинетным губернатором, его всегда тянуло к людям. Как никакой другой руководитель, он был доступен. Чтобы обратиться напрямую, достаточно было с утра пораньше дождаться Гужвина у парадного входа в администрацию. Какими бы срочными ни были дела, он выслушивал всех, по каждой жалобе принимал решения. Организовал губернаторскую телефонную прямую линию. Телефон звонил без умолку, его помощники записывали в день до сотни вопросов. Каждое утро их подробный перечень ложился на стол к губернатору. 
Гужвин был сильным человеком, добрым и настоящим мужчиной. Сильным не только физически, но и нравственно.

Астраханцы дали России многих замечательных и выдающихся людей, среди которых А.П. Гужвин, проживший запоминающуюся жизнь прекрасного, достойного человека и талантливого, умного руководителя. Таким его всегда будут помнить и чтить астраханцы, его друзья и товарищи. Таким он всегда останется в наших сердцах. Я горжусь, что дружил с ним, и все, что связано с его именем и семьей, для меня свято. 

 

 

В.П. Федоров: "Анатолий Петрович был не просто у нас самым ранним с большим стажем губернатором, но и человеком емкой души, человеком откровенным. Человеком, которого так трудно не вспомнить и так трудно его забыть. Мы всегда можем вспомнить и сказать: рано смерть, рано, очень рано смерть его забрала к себе. Хотя, говорят, Господь забирает самых лучших, но нам очень жалко, что его не хватает. И, когда мы бываем на кладбище, мы подолгу стоим у его постамента, у его скульптуры, когда у него за спиной на стене из камня сделан голубь и вспоминаем. Он любил, действительно, эту птицу и, где он жил в частном доме, у него была большая голубятня. Ему дарили люди от души редкие породы птиц. Он всегда принимал этих птиц и всегда говорил: «Спасибо, вы меня балуете!». Каждая выставка голубей, которая проходила у нас во Дворце спорта «Спартак», никогда не обходилась без его посещения и он подолгу останавливался у голубей редкой породы.

Мы дружили с ним очень долго, мы дружили с ним, когда в 1968 году он был комсоргом Речного училища, а я комсоргом Астраханского мореходного училища. Мы как-то подтрунивали над ним, говорили: «Ты растишь лягушатников!», хотя его речное  пароходство всегда перевозило людей и мы всегда вспоминаем теплоходы, когда Анатолий Петрович, работая комсоргом, готовил смену - будущих капитанов, старпомов. Я находил время посетить его, и мы очень признательны Анатолию Петровичу за то, что он всегда был нашим другом. Да, он был депутатом, председателем Облисполкома, а затем и губернатором, и всегда его двери были открыты и он нас принимал. Он всегда здоровался, он был очень скромный. Мне приходилось, поскольку я комсорг мореходного, а он речного училища, приглашать его на базу. И нам всегда было приятно сидеть на корабле и вспоминать под шум легких тихих волн комсомольские годы. И он тоже вспоминал эту пору, комсомольскую пору своей юной, а потом уже и взрослой поры. Всегда, когда бываем на кладбище, останавливаемся у его памятника и говорим: «Толя, мы тебя никогда не забудем, ты не только в наших сердцах, но и в наших головах. Вечная память о тебе, Анатолий Петрович!»