Александра Коллонтай

Александра Михайловна Коллонтай, урожденная Домонтович, появилась на свет (19)31 марта 1872 года в Петербурге в обеспеченной дворянской семье, своими корнями уходящей к средневековому князю Довмонту Псковскому. 

С юных лет Александра пользовалась огромным успехом у мужчин и отличалась разборчивостью в них. Она отказалась выйти замуж за адъютанта Александра III Тутомлина, который сделал ей предложение в первый же вечер знакомства. Один из воздыхателей Александры, Иван Драгомиров (сын известного генерала), не выдержал её обращения и застрелился. Впоследствии это же сделал один из её поклоников, когда узнал о том, что она «спуталась с матроснёй».

Выступив против решения родителей выдать её за адъютанта императора, она вышла замуж за дальнего родственника, выпускника Военно-инженерной академии, бедного военнослужащего Владимира Коллонтая (1893).

Через пять лет она была вынуждена оставить семью, чтобы участвовать в революционном движении. После начала Первой мировой войны в 1914-1918 годах, находясь в Швеции, отошла от меньшевиков и правого крыла европейской социал-демократии, поддержавшего войну. Осуждение империалистического характера войны сблизило Коллонтай с большевиками, к которым она окончательно присоединилась в 1915 году.

В Россию Александра Коллонтай вернулась после Февральской революции 1917 года, вскоре став членом Исполкома Петроградского совета.

С 1922 года вплоть до победного 1945 года Коллонтай находилась с редкими интервалами на дипломатической службе.  Бытует мнение, что Коллонтай была первой в мире женщиной-послом, хотя на самом деле еще в 1918 году этой чести удостоилась венгерская пацифистка Розике Швиммер).

Норвегия, Мексика, Швеция, почет и уважение сильных мира сего, комфорт старой доброй Европы, красивые, добротные туалеты – все эти, столь ценимые ею составляющие жизни, помогали сохранять душевное равновесие. А это было нелегко – в Советской России бушевал террор. Ее друзей и знакомых выкашивали не старость и болезни, а лагеря и «вышки». В годы войны она получила похоронку на сына.

Коллонтай умерла 27 марта 1952 года, не дожив до своего 80-летия пяти дней. 

http://www.calend.ru/person/1038/

+++++++++++++++++++

«КОМИССАР ПРИЗРЕНИЯ»

Posted By admin on Апрель 7, 2011

В революционную антисамодержавную социалистическую деятельность Александру Михайловну Коллонтай вовлекли еще в ранней юности. Трудно определенно сказать, что именно смогло привлечь в )гом политическом направлении дочь весьма обеспеченного и занимавшего ответственные посты при самодержавии царского генерала. Хорошо образованная девушка, видимо, начиталась определенного сорта литературы, пропиталась и увлеклась идеалистическими грезами о «построении царствия небесного на земле», некоем новом обществе, похожем на рай, но рай чисто социалистический. И с головой кинулась в тгот мутный омут, решительно порвав с семьей.

Вполне естественно, Александра Коллонтай увлекалась идеями Николая Гавриловича Чернышевского — кумира молодежи того времени. Кроме того, сыграло свою роль и личное знакомство с Плехановым, подписывавшим свои работы псевдонимом Бельтов,— он тоже был из достаточно обеспеченной дворянской среды.Помимо Плеханова дворянская и генеральская дочь отлично и довольно близко лично знала Владимира Ульянова-Ленина, Льва Троцкого (Бронштейна), Иосифа Сталина (Джугашвили) и многих других видных деятелей российской социал-демократии конца XIX — начала XX в. Как в стане непримиримых большевиков, так и в интеллигентской среде меньшевиков, активных эсеров и представителей прочих партий.

В то же время сотрудники зарубежных политических полиций — Александра Михайловна не раз уезжала в эмиграцию, — наблюдавшие за ней довольно пристально и даже иногда принудительно высылавшие ее за пределы своих государств, неоднократно отмечали в своих секретных донесениях:

«Происходящая из аристократической среды русская революционерка Коллонтай Александра является ярой сторонницей всемерной эмансипации женщин и сама является дамой, весьма подверженной многим пагубным страстям в половой сфере. Зачастую она имеет весьма сомнительные интимные связи и совершенно не отличается особенной разборчивостью в них».

Такая характеристика абсолютно беспристрастных зарубежных полицейских чиновников говорит очень о многом. Она совершенно по-иному и с неожиданной стороны начинает освещать усердно созданный советской пропагандой образ «валькирии революции», невольно вызывая вопрос: все ли было в порядке у этой пресловутой «валькирии» в сексуально-психологическом отношении?

После октября 1917 г., когда большевики захватили власть в России, Александра Коллонтай получила полную возможность открыто и постоянно пропагандировать собственные идеи и взгляды, в том числе относительно абсолютной половой раскрепощенности женщин, к которой, по всей вероятности, она стремилась всю жизнь и сама.

«Вступить в близость с мужчиной должно стать так же просто для женщины новой России, как выпить стакан воды», — неустанно писала и повторяла она, видимо, совершенно искренне считая, что этим действительно всемерно помогает раскрепощению женщин социалистического пролетарского государства.

Когда будущая знаменитая революционерка Александра Коллонтай собралась идти под венец, обнаружилось, что в церковную книгу невеста при крещении была записана как «младенец Александр». В отношении большинства дам ленинской гвардии этот факт вряд ли явился бы столь досадным недоразумением — почти все они в вопросах личной жизни были крайне аскетичны и нетребовательны.

Но вот к Коллонтай это было неприменимо. Она до последней возможности продолжала быть той Женщиной, расположения которой необходимо добиваться, Женщиной, готовой броситься с головой в омут страсти. И даже Революция, которой она была предана абсолютно, со всем ее хаосом, кровью и ненавистью, не смогла укротить это сердце.

Не исключено, что на Средней Подъяческой в Петербурге до сих пор стоит трехэтажный особняк, где 31 марта (по новому стилю) 1872 года увидела свет Шурочка Домонтович — дитя любви и непростых обстоятельств, соединивших ее родителей.

К этому моменту Александра Мравинская, мать девочки, после долгих мытарств наконец получила развод у первого мужа и успела соединить свою судьбу с полковником (а вскоре и генералом) Генштаба Михаилом Домонтовичем.

Семья Михаила Домонтовича, происходившего из старинного дворянского рода, жила в большом достатке, прежде всего благодаря его богатому родовому имению, находившемуся в Малороссии. Доходы от этих лесов и полей в будущем весьма исправно кормили и Шурочку, метавшуюся по белу свету с революционной пропагандой. Впрочем, покоя ее родителям не предвиделось уже задолго до начала этих вояжей.

На домашних учителей отец не скупился. Русскую словесность ей преподавал Виктор Петрович Острогорский, известный по тем временам литератор и педагог. Именно под его руководством Шурочка делала первые свои шаги в сочинительстве.

Помимо этого, она овладела четырьмя языками, а также получила прекрасную подготовку в прочих гуманитарных дисциплинах. Экзамен на аттестат зрелости был сдан ею в 16-летнем возрасте более чем успешно, открыв счет ее жизненным победам, а вкус к успеху и славе у нее был особенный. К этому необходимо прибавить и целый хоровод воздыхателей, окружавших ее повсеместно, и — головокружение от успехов было обеспечено.

Правда, вскоре оно было на какой-то момент прервано роковым выстрелом одного из Шурочкиных обожателей, ее сверстником, партнером по танцам и верным рыцарем Иваном Драгомировым. Сын известного генерала, не выдержав «жестокостей» взбалмошной девчонки, пустил себе пулю в сердце.

Так был открыт счет и ее жертвам...

Она еще толком не научилась искусно раскидывать сети, а желающие в них попасть сами отыскивали для себя лазейки. В Ялте, куда Домонтович-отец услал от переживаний по поводу бедного Ванечки своих прекрасных дам, Александра на одном из балов была представлена адъютанту императора Александра III Тутомлину. В вальсах и мазурках, а также в разговорах о высоком незаметно пролетел вечер, в финале которого 40-летний красавец увлек очаровательную девицу на террасу, увитую плющом, и попросил ее руки.

Последовавший отказ Шурочки поверг ее родителей в уныние. Но это было бы еще полбеды. Спустя некоторое время Александра неожиданно твердо объявила им о том, что влюблена она в своего троюродного брата Владимира Коллонтая (они познакомились в Тифлисе в 1891 году), а посему замуж выйдет только за него.

Восторга эта новость ни у отца, ни у матери не вызвала. Молодой человек только лишь начинал свою военную карьеру, а потому для такого беспокойного сокровища, коим являлась их дочь, явно не мог считаться надежной опорой. С присущей ему прямотой генерал, призвав родственника для объяснений, безо всяких обиняков заявил: «Простите и забудьте. Вы Александре Михайловне не пара».

Но эта самая Александра Михайловна не была бы собой, если бы беспрекословно подчинилась отцовской воле. По ее собственному признанию, именно запрет родителей даже думать о возможности союза с Коллонтаем и решил дело, причем в ее пользу. Свадьба все-таки состоялась, пусть и по прошествии двух лет.

А накануне этого торжественного события вышеупомянутый, теперь уже бывший Шурочкин учитель-словесник, давно и тайно в нее влюбленный, в порыве отчаяния попытался свести счеты с жизнью. И хотя он оказался удачливее молодого Драгомирова — его с трудом, но спасли, Шурочка стояла под венцом несчастная и зареванная. В сущности, это был счастливый брак (хотя осознание этого пришло к Коллонтай лишь на склоне дней) — муж был благороден, добр, нетребователен, а главное, безоглядно в нее влюблен.

Генерал Домонтович ежемесячно ссужал дочь значительной суммой, позволявшей молодым жить вполне комфортно и совершенно не заботиться о хлебе насущном. Вскоре на свет появился их первенец, названный в честь дедушки Михаилом. Разумеется, даже такой уютный и хорошо налаженный мир нуждался в женской руке, требуя — куда от этого денешься — каждодневных, пусть даже самых обыкновенных усилий и действий.

Но то, что бесчисленные поколения женщин называли обычной семейной жизнью, черпая в ней душевные силы и уверенность в себе, для Александры Коллонтай было скучнейшей рутиной. День проходил за днем, а она не видела ничего, что можно было бы счесть хоть каким-то итогом подобного существования — все те же мелкие и крупные Мишины капризы да недомогания, все те же ежедневные муки по поводу того, что заказать на обед, все те же ежевечерние мужнины бдения над чертежами и какими-то расчетами. Он, правда, готов был для жены на все, и с радостью отправился бы с ней в театр или на концерт, но она к удовольствиям подобного рода была абсолютно и навсегда глуха.

Странное дело, воспитанная в дворянской среде, где занятие искусством являлось одним из обязательных атрибутов существования, она никогда не видела в нем ни малейшего толка. Единственное, к чему она относилась хоть с какой-то терпимостью, это музыка, но и ей для того, чтобы понравиться Александре Михайловне, нужно было обладать совершенно определенными свойствами.

«А будут ли будущие поколения любить Шопена? Люди воли, борьбы, действия, смогут ли они наслаждаться размагничивающей лирикой Шопена, этим томлением души интеллигентов конца XIX и начала XX века? Полюбят ли 17-ю прелюдию и 4-й вальс те, кто победит капитализм и культуру эксцентричного буржуазного мира? Едва ли... Мне не жалко Шопена, пусть его забудут, лишь бы дать трудовому человечеству возможность жить, как подобает человеку с большой буквы».

Так что ни бедняга-лирик Шопен, ни подобные ему авторы никак не могли ни утешить, ни развлечь разочарованную женщину. Она нестерпимо страдала от того, что ее единственная, неповторимая жизнь уходит в никуда.

Это жуткое ощущение не прошло и тогда, когда один из товарищей ее мужа, Александр Саткевич, сделался ее любовником и поверенным душевных терзаний. Женщина, одержимая такой жаждой самореализации и наделенная столь неуемной энергией, просто не могла не найти выхода из сложившегося тупика.

В один из счастливых дней Коллонтай познакомилась с Еленой Дмитриевной Стасовой, молодой, но также очень энергичной особой из семьи, принадлежавшей к интеллектуальной элите России. Отец Елены, один из крупнейших адвокатов Петербурга, выступавший в качестве защитника на громких политических процессах, не просто ничего не имел против того, что в его доме собираются нелегалы-марксисты, а впоследствии всячески помогал своей дочери.

Приобщившись к их кружку, Коллонтай поняла, что нашла наконец то, что искала, а еще и то, что такая истинно глобальная проблема, как избавление человечества от социального зла, стоит того, чтобы жить и бороться.

Теперь, обретя в жизни смысл, а вместе с ним и целый мир совершенно новых, возбуждающих разум понятий, таких как «профсоюзы», «Коммунистический манифест», «социальная революция» и им подобные, Коллонтай принялась мечтать о стратегическом просторе для будущих свершений. Она называла себя «мятежной» и гордилась этим крайне. Прекрасно понимала она и то, что супружество в ее грандиозные планы никак не вписывалось. Как могла, постаралась объяснить мужу, что в данный момент не способна быть ему ни женой, ни хозяйкой их дома. По крайней мере, это было честно, и Владимир сделал вид, что понял.

Затем, найдя квартиру, Александра переехала туда, взяв сына и няню. Ей казалось, что так будет гораздо легче заниматься литературным творчеством и в условиях личной свободы укреплять и расширять свои связи с представителями революционно настроенных кругов. С Павлом Дыбенко и его родственниками. Но задуманные статьи не ладились — ей не хватало ни материала, ни знаний, да и сын так или иначе постоянно требовал материнского внимания.

Новые ее друзья-марксисты периодически дразнили ее воображение рассуждениями о неизмеримо больших возможностях для личного роста за границей. В итоге Александра убедила родителей в необходимости продолжения образования и осенью 1898 года, оставив на их попечение сына, собралась в Европу.

Ей было 26, а впереди — вся жизнь. И все же, когда она, перед тем как попрощаться с родными на вокзале, запечатывала письмо, адресованное мужу, сердце ее дрогнуло. «Ночью, — вспоминала она позже, — я горько плакала, обливая слезами твердую вагонную подушку, и мысленно звала мужа. За что я наношу ему такую обиду и такой удар!.. Я знала, что еду не на время и что мой отъезд означает действительно конец нашего брака».

Переход на «европейское время» прошел для Коллонтай безболезненно. Ей помогло, во-первых, блестящее знание языков, а во-вторых, черниговское имение — для нее не существовало ни материальных проблем, ни языковых барьеров. Ее самостоятельная жизнь быстро входила в желаемое русло.

В Цюрихе она стала посещать семинары профессора Геркнера — известного в то время экономиста, и это дало ей возможность обратиться к серьезным темам. И вскоре статьи Коллонтай стали брать весьма солидные и влиятельные журналы. Молодая, эффектная, общительная Коллонтай активно обзаводилась новыми, полезными для нее связями.

В Берлине она познакомилась с Розой Люксембург, Карлом Либкнехтом и Карлом Каутским, в Париже — с супругами Лафарг, а также с Георгием Плехановым. Впрочем, в Петербург, хоть и изредка, она тоже наезжала. Сообразуясь с общими расчетами, именно там предполагалось воплотить в действительность то, что было предметом многолетних усилий ее товарищей-марксистов.

К тому же именно там находилась та золотая жила, которую можно было разрабатывать практически бесконечно: кто же не знал, что в России положение женщины более чем плачевно, что там она угнетена как нигде и религией, и буржуазными понятиями о нравственности, и семьей, и браком, и материнством.

Иными словами, именно в соединении «женского» вопроса с социальными проблемами Коллонтай видела никем еще глобально не освещенную, причем с революционных позиций, тему для своих книг. Коллонтай находила крайне важным «революционизировать» семью. По ее убеждению, у женщины, не стесненной обязанностями по отношению к мужу и детям, высвободилась бы огромная сила, годная для ниспровержения старой и строительства новой России. В том, что слабая половина человечества мечтает об этом денно и нощно, Коллонтай не сомневалась: «Не думайте, что женщина так крепко держится за свои ложки, плошки и горшки». Была она уверена и в том, что о рожденных в «свободной любви» детях должно заботиться государство победившего пролетариата в нужном для него русле.

Выступая на VIII съезде РКП(б), Коллонтай, почувствовав явный скепсис присутствующих в зале, убеждала: «Не бойтесь, будто мы насильно разрушаем дом и семью... Если мы разъясняем значение социалистического воспитания, говоря, что такое детские колонии, трудовые коммуны, матери спешат к нам с детьми, несут их к нам в таком количестве, что мы не знаем, куда их поместить...».

Радикализм подобных взглядов озадачивал даже Ленина. Именно по его настоянию поправка Коллонтай к новой программе партии о борьбе «за исчезновение замкнутой формы семьи» не была принята.

В 1905 году у нее начался роман с экономистом-аграрником Петром Масловым, выступавшим в то время против ленинской программы национализации земли. Маслов был умным и крайне интересным собеседником и остервенело, несмотря на наличие семьи, влюбленным в Коллонтай. Их связь была достаточно долгой и прервалась самою Александрой Михайловной, которая в один прекрасный момент — именно момент — предпочла поменять эту поднадоевшую ученую голову на пролетарскую.

Любовь к Александру Шляпникову, будущему члену ВЦИК партии большевиков, настигла ее 1911-м на похоронах супругов Лафарг, покончивших жизнь самоубийством. Этот зловещий лейтмотив никак не повлиял на чувство, охватившее 26-летнего мужчину. Александре было на 13 лет больше, но в расчет это не бралось ни им, ни ею. Судя по тем восторженным впечатлениям от нового возлюбленного, которыми Коллонтай делилась с подругой, выходило, что Шляпников сумел разбудить в ней весьма страстную натуру, чего не смогли сделать ни вечно боявшийся опоздать к ревнивой супруге Маслов, ни тем более законный супруг, вообще называвший свою жену «рыбой».

Что касается последнего, то он, давно понявший всю тщету ожидания своей не в меру целеустремленной супруги, в конечном итоге явился к ней в Париж с просьбой дать ему развод. Женщина, с которой он был связан уже не первый год и которая после смерти Домонтовичей растила Мишу, крайне тяготилась этими, не освященными церковью, отношениями. Александра Михайловна не глядя подписала все необходимые бумаги, взяв всю вину на себя и составив таким образом счастье абсолютно неведомой ей Маше с ее мелкобуржуазными предрассудками.

Бывший теперь уже муж, давно живущий своей жизнью, сын, росший под присмотром совершенно чужой ей женщины, тихий уход незаметно постаревших родителей — все это скользило по ее сознанию, как капли дождя по стеклу, не внося в жизнь сколько-нибудь сильных эмоций и переживаний. Вот только с деньгами после смерти отца стало не так чтобы уж вольно — имение потихоньку разворовывалось и в конце концов было ею продано.

Теперь Коллонтай приходилось уповать только на свои литературные способности и ораторский талант, проявившийся как раз вовремя и начавший приносить ей немалые доходы. За лекции в Европе платили очень хорошо. В Америке она, объехав с ними 123 города, произвела настоящий фурор: блестящее знание языка, эффектная внешность впечатляли слушателей. Она, кого восхищая, а кого и возмущая своей агитацией, не оставляла равнодушным никого. Из Швеции, например, русскую пифию за призывы к социальной борьбе выслали без права возвращения. Тем временем началась мировая война. На фронтах шли тяжелейшие бои. Военные неудачи русских войск отзывались бесчисленными похоронками, разговорами о бессилии генералитета и даже о предательстве.

После произошедшего в 1917 году отречения царя ленинцы, почувствовав наступление подходящего «момента», резко активизировали свою деятельность. Ленин незамедлительно известил Коллонтай о целесообразности прибытия в Россию. Для нее же это было выходом еще и из сложившегося личного положения. К тому времени Шляпников уже изрядно утомил ее необходимостью хотя бы небольшой, но заботы о нем, что, принимая во внимание ее постоянную занятость, усугубленную явственным предощущением революционного оживления в России, вызывало у Коллонтай жгучее раздражение. «...Меня прямо пугает мысль о физической близости. Старость, что ли? Но мне просто тяжела эта обязанность жены.

Я так радуюсь своей постели, одиночеству, покою. Если бы еще эти объятия являлись завершением гаммы сердечных переживаний... Но у нас это теперь чисто супружеское, холодное, деловое... если бы он мог жить тут как товарищ!.. Но не супружество! Это тяжело».

И тут же совершенно неожиданный поворот мысли — запись для себя: «17 мая 1917 года (4 мая по русскому стилю). 26 лет назад в этот день я пережила первое горе. В этот день застрелился Ваня Драгомиров». Большевики-эмигранты слетались в воюющую Россию, подобно воронью, почуявшему добычу. В одной из написанных ею пропагандистских брошюр Коллонтай открыто декларировала их главную цель: «Надо вырвать власть...». Но тогда, в июле 17-го, этого осуществить не удалось. Несмотря на все старания большевиков представить беспорядки, охватившие Петербург, протестом «голодных и униженных масс», Временное правительство именно их обвинило в подстрекательстве к свержению власти, повлекшей за собой человеческие жертвы.

Демонстрация рабочих и примкнувших к ним солдат и матросов была расстреляна. Получили огласку и документы, свидетельствовавшие о причастности большевиков к крупным денежным махинациям, спекуляциям на военных поставках и прямому шпионажу в пользу Германии. И если версия о том, что именно Коллонтай привезла в Россию Ленину чемоданчик с деньгами, необходимыми для подготовки революционного мятежа, не получила права абсолютной истины, то ее причастность ко всему вышеперечисленному была доказана неопровержимо.

Ей в компании с еще 27 большевиками предъявили обвинение в государственной измене и шпионаже в пользу враждебных государств. Все они, кроме Ленина, предусмотрительно покинувшего пределы столицы и укрывшегося в Разливе, оказались в тюрьме. В «Крестах», месте в высшей степени некомфортном, Коллонтай вынуждена была провести несколько дней, а затем еще немного отсидеть в Выборгской женской тюрьме. Выпущенная вскорости под залог, она совершенно небезосновательно почувствовала себя настоящей героиней. К тому же эти ее «мытарства» помогли ей сделать колоссальный рывок в карьере — Коллонтай была избрана членом ЦК партии большевиков.

Через 30 с лишним лет после описываемых событий Александра Михайловна сетовала: «Мы все грешим тем, что не оставляем для истории даже переписку между членами партии нашего времени... Через сто лет ее будут читать с увлечением и по-новому и поймут наши трудности и наши победы и достижения». Потомство вопреки предположениям оказалось даже любопытнее. Ста лет не прошло, а 21-й том уголовного дела о шпионаже, засекреченного большевиками сразу по приходу к власти, пусть и частично, но был обнародован и прочитан действительно «с увлечением и по-новому».

С сыном Михаилом

Но пока вслед за июльскими событиями 1917-го пришли октябрьские. «Заря новой жизни» совпала для Коллонтай с ошеломляющим по накалу страстей романом с предводителем балтийских «братишек» Павлом Дыбенко. Наконец-то она нашла истинно революционную натуру. Нет, не занудливого функционера-партийца, не худосочного теоретика социальных реформ с истрепанными нервами и язвой желудка — Дыбенко являл собой саму стихию, вольную, неукротимую, олицетворявшую мужскую силу и внутреннюю прочность.

«Он — Орел!» — писала о нем Коллонтай. Этот богатырь с голубыми глазами ребенка был скульптурно красив, что для Коллонтай являлось очень немаловажным фактором. Возможно, совершенно безотчетно ее взгляд, а потом и сердце безудержно потянулись к тому, с кем она сама составляла в высшей степени привлекательную пару. Кроме того, ей, дьявольски тщеславной, необходим был такой мужчина, который не просто отдавал бы ей должное как эффектной женщине и пламенному трибуну, но считал бы ее явлением высшего порядка. Все это Александра Михайловна нашла в Дыбенко. Спасибо Исполкому Петроградского совета, по чьему поручению Коллонтай была послана на агитацию матросов Балтийского флота.

Дыбенко, бывший тогда председателем Центробалта и признанным кумиром несговорчивой матросской братии, был сражен буквально наповал. А главное, умел это убедительно, пусть и с ошибками, изложить на бумаге. Но какое значение имели орфографические погрешности, если его письмо было наполнено избытком восторга и нескрываемой страсти: «Как бы мне хотелось видеть тебя в эти минуты, увидеть твои милые очи, упасть на грудь твою и хотя бы одну минуту жить только-только тобой».

Захватившее чувство заставляло «жестокого, страстного Дыбенко» извлекать из глубин сознания совсем несвойственные ему слова. «Мой Ангел! — так, причем с большой буквы, обращался он, гроза Балтики, к своей «милой, дорогой Шурочке».

«Я никогда не подходил к тебе как к женщине, а к чему-то более высокому, более недоступному...». Это было то, чего Коллонтай желала больше всего на свете. В марте 1918-го на IV съезде Советов на повестке дня стояло обсуждение «поведения члена РКП(б), наркома по морским делам товарища Дыбенко Павла Ефимовича, беспричинно сдавшего Нарву». Далее последовал арест. Дыбенко грозил расстрел. Что же сделала та, для которой общественное всегда доминировало над личным? Не обращая внимания на увещевания товарищей, а главное — на угрозу своей, как политической, так и государственной, карьере, Коллонтай бросилась спасать своего Орла.

Она написала заявление об отставке с поста Наркома государственного призрения, что, было, разумеется, очевидным протестом. Ей этого не простили и не забыли. «Счастье мое! Безумно, нежно люблю тебя! Я с тобой, с тобой, почувствуй это! Я горжусь тобою и верю в твое будущее. То, что произошло, до отвращения подло, самое возмутительное — несправедливость. Но ты будь покоен, уверен в себе, и ты победишь темные силы, что оторвали тебя от дела, от меня. Как я страдаю, этого не скажешь словами. Но страдает лишь твоя маленькая Шура, а товарищ Коллонтай гордится тобою, мой борец, мой стойкий и верный делу революции товарищ...».

Заметим, что это письмо писалось «государственному преступнику», «врагу рабоче-крестьянской России». В своем любовном запале Коллонтай была неукротима. Ей удалось добиться разрешения о свидании с Дыбенко. А придя к нему в тюрьму, она выразила немыслимое для нее, такой вольной птицы, желание стать его женой. Об этом событии стало известно из утренних газет. На самом деле никакой отметки о рождении новой семьи в Книге записи актов гражданского состояния не значилось.

И тем не менее расчет Коллонтай был верен — она сумела привлечь внимание к судьбе несправедливо очерненного узника. Более того, ей на правах законной жены удалось взять его на поруки. В итоге на состоявшемся в Гатчине суде Дыбенко был оправдан. Вся Балтика, которая до этих пор явно ревновала Коллонтай к их незабвенному вождю, бурно праздновала победу восторжествовавшей справедливости. В условиях этого подъема Коллонтай с присущей ей патетикой писала, что, не мысля жизни без любимого, действительно была намерена вместе с ним «взойти на эшафот».

Правда, настоящим эшафотом этой любви оказалась их дальнейшая жизнь: с долгими разлуками, противоречивыми характерами, не знавшими компромисса, бытовой неустроенностью, крайней усталостью и полной неизвестностью впереди. «Дан приказ ему на Запад, ей — в другую сторону» — это можно было сказать и о них. Коллонтай ехала выступать на митинг к орехово-зуевским текстильщикам, Дыбенко — в Крым организовывать партизанское движение.

Далеко не регулярно, через чужие руки, она получала от своего Орла помятые «цыдульки»: «Дорогой мой голуб, милый мой мальчигашка...» — писал он, не замечая того, что она на 17 лет старше его. Их свидания — в вагонах, в чужих квартирах, в отведенных на одну ночь разномастных помещениях — были коротки. Не только часы, каждая минута, проведенная вместе, была на вес золота. Между тем именно в это, непростое для них и для всех остальных, время появилась очередная статья Коллонтай, прославившая ее имя больше, чем все брошюры о светлом завтра, вместе взятые.

Суть теории «стакана воды», изложенной в ней, состояла в том, что в свободном от буржуазной морали обществе человек имеет полное право удовлетворять свои половые потребности с той же легкостью, с какой он способен выпить стакан воды.

Впрочем, судя по всему, теорию эту Коллонтай распространяла на всех, кроме своего Павла. Однажды она обнаружила в кармане его гимнастерки любовные записки к нему сразу от двух женщин.

Ревность, чувство, которое, как мы помним, ей было неведомо, острым ножом подступило к горлу. Банальная эскапада бдительной жены дорого обошлась их союзу. Объяснения и оправдания убивали ее своей прозой и элементарной пошлостью. Финал был до смешного мелодраматичен: «Не лги. Мне все равно, где ты был. Между нами все кончено».

Сколько раз она натыкалась на эти слова в читанных ею в молодости отвратительных, по ее мнению, любовных романах! И все же первым не выдержал Павел. Не желая затягивать решение вопроса, он воспользовался «помощью» своего испытанного товарища, неизменно находящегося на его поясе в кобуре. Коллонтай нашла Дыбенко, лежащим на полу в луже крови: «Павел был еще жив, Орден Красного Знамени отклонил пулю, и она прошла мимо сердца».

Списку ее невольных жертв не суждено было увеличиться. Если, конечно, не считать одного, знакомого еще по бальным залам, офицера, пустившего себе пулю в висок, после того, как он узнал, что божественная Шурочка «спуталась с матросней», да тихо отошедшего в иной мир бывшего мужа, на похороны которого ей выбраться из-за своей крайней занятости так и не удалось. Павла она выходила. Ему нестерпимо было видеть в ней свидетельницу своей слабости, и все же узы, связавшие их, рвались мучительно. Ей, все-таки ушедшей от него, вдогонку летело: «Переживаю трагедию моей жизни». Но она не вернулась...

Просьба Коллонтай к Сталину направить ее на работу за границу была не случайной. Она прекрасно понимала, что в ее умении агитировать больше никто не нуждался, а ее скандально известная теория «стакана воды» не находила ожидаемого отклика даже в рядах освобожденного пролетариата, не говоря о сильно поредевшей интеллигенции.

Сын Миша вырос. Иногда он с ней общался, но особых чувств не демонстрировал. С 1922-го вплоть до победного 45-го Коллонтай — с редкими интервалами на дипломатической службе. Норвегия, Мексика, Швеция — слава первой в мире женщины-посла, почет и уважение сильных мира сего, комфорт старой доброй Европы, красивые, добротные туалеты — все эти, столь ценимые ею составляющие жизни помогали сохранять душевное равновесие.

А это было нелегко — в Советской России бушевал террор. Ее друзей и знакомых выкашивали не старость и болезни, а лагеря и «вышки».

В 1938-м она узнала о том, что «враг народа» Дыбенко расстрелян. В годы войны она получила похоронку на сына. Коллонтай умерла, не дожив до своего 80-летия пяти дней. На краю ухода в небытие ей суждено было испытать неведомый еще род любви — горячее бабушкино чувство к внуку Володе. Это имя воскрешало молодость и любовь... Какие еще, даже самые высокие идеи могут стоить этих двух слов?!.

Людмила Третьякова

Журнал «Вокруг Света»: Родиться женщиной 

+++++++++++++++++++

Александра Коллонтай. Большая любовь Произведения Александры Коллонтай 

— повести, рассказы, статьи — издаются в России впервые за 85 лет. Однако ее имя было известно широкой публике и раньше — благодаря фильму «Посол Советского Союза», вышедшему в 1969 году, а еще потому, что ей приписывалась «теория стакана воды», которая утверждала свободную любовь, отказ от института семьи и огосударствление женщин, то есть свальный грех.

Однако никакой «клубнички» в книге Коллонтай искать не стоит. Ее проза и публицистика (знаменитая статья «Дорогу крылатому Эросу!») типичны для того времени, когда радикальным российским интеллектуалам казалось, что уж они-то знают, куда ведет дорога, вымощенная их благими намерениями. Но если интеллектуалы-мужчины интересовались все больше экономическими и военно-полицейскими путями свободы, то обаятельную и темпераментную Коллонтай, обладавшую богатым сексуальным опытом, волновала эротическая ипостась социализма.

В ее произведениях слышен отзвук речей главного русского символиста Вячеслава Иванова о том, что «человечество должно осуществить симбиоз полов коллективно». А отзвуки ее идей можно различить в главном труде Герберта Маркузе «Эрос и социализм», где говорится об индивидуалистическом буржуазном обществе, в котором отсутствует половое удовлетворение, поскольку Эрос экспроприирован правящим классом. И задача социализма — вернуть угнетенным массам настоящее сексуальное счастье. Не знаю, как насчет социализма, но, наверное, и сегодня русские женщины сочувственно отнесутся к мечте Александры Коллонтай об экспроприации сексуальных экспроприаторов.

 Александра Коллонтай. Большая любовь. — СПб.: Азбука-Классика, 200

Александра Коллонтай: первая из первых

Сентябрь 14, 2011

Октябрьский переворот, борьба за всеобщее равенство, мечты об идеальном коммунистическом мире,  – сейчас об этом принято говорить как об большой исторической ошибке. Но сложно отрицать: многие жизненные блага, которые сегодня кажутся вполне естественными, подарила нам именно эта эпоха. Государственные детские сады и ясли, оплачиваемый декретный отпуск, социальные пособия — за всем этим стояли люди сильные, незаурядные, даже великие. Самая яркая из них  - Александра Коллонтай – первая в мире женщина-министр и женщина-посол, идеолог феминизма, совершившая революцию в вопросе равенства полов. Для кого-то она была совершенством, идеалом, примером для подражания, а для кого-то – ненавистной Валькирией, строившей свое счастье на чужой крови.

Александра Михайловна Коллонтай (урожденная Домонтович) появилась на свет 19 (31) марта 1873 года в богатой генеральской семье. Казалось, ее ждет обычная судьба дочки состоятельных родителей: няни, гувернантки, затем раннее замужество по расчету, материнство и… в общем-то все. Но в шестнадцать лет, когда к Александре посватался  генерал Тутомлин, личный адъютант императора Александра III, она решительно сказала «нет». И заявила опешившему отцу: «Мне безразличны его блестящие перспективы. Я выйду замуж за человека, которого полюблю». Так она и сделала, успев как бы невзначай разбить десятки сердец и даже доведя нескольких поклонников до самоубийства. Взрывной темперамент, эффектная внешность – в эту молодую бунтарку влюблялись без ума, но в мужья она выбрала (разумеется, вопреки воле родителей) своего троюродного брата Владимира Коллонтая, выпускника Военно-инженерной академии.

А..Коллонтай (в верхнем ряду в центре) среди детей детского сада ее имени во время эвакуации из Киева. 1919 г.

Быть женщиной в дореволюционной России значило не только носить красивые длинные платья и замысловатые прически. Это было, как минимум, непросто. Фактически бесправные, женщины были угнетены как в обществе, так и в семье. Они не могли голосовать, получать высшее образование, занимать посты в правительственных учреждениях. Замужние дамы даже не имели паспортов – их имена вписывались в паспорта супругов.

То, что было нормальным для других, совершенно не устраивало Александру Коллонтай. Блестящее образование, острый ум, волевой характер — разве можно было, обладая всем этим, позволить себе быть на вторых ролях? Будто сама эпоха, мятежная, неспокойная, нашептывала Александре, что она способна на большее… Семейная жизнь обернулась рутиной, интимные отношения – «воинской повинностью». И даже новорожденный сын стал не источником радости, а бременем.  Kinder, Kuche, Kirche – это было не для нее. В Александре Коллонтай кипела жажда деятельности, ей было тесно и скучно в столь узких рамках.

Она заводит роман с другом семьи, который в то время жил у них на квартире. Но, возможно, это был только предлог, чтобы разорвать опостылевшие ей узы. Бросив мужа, она уходит и от любовника, оставляет сына на попечении родителей, а затем уезжает за границу. И именно там жажда деятельности, мучившая ее все прошедшие годы, вырывается наружу. Европа бурлит, мечтает о переменах,  и Александра Коллонтай, оказывается в самом центре закипающего котла революций. Ей 26 лет, она красива, свободна, и мир, кажется, только и ждет того, что она займется его благоустройством.

Цюрих, Лондон, Париж, Берлин… Александра путешествует, учится в Цюрихском университете, публикуется в радикальной европейской прессе. Жизнь сводит ее с идеологами международного революционного движения – Розой Люксембург, Георгием Плехановым, Владимиром Ульяновым (Лениным) и др.  С некоторыми будущими революционерами ее связывают не только общее дело, но и кое-что большее. Однако вновь вступать в брак Александра не спешит – у нее есть занятия поважнее, и для воплощения своих идей в жизнь она возвращается на родину. Когда в 1905 году Россию взрывает первая революция, Коллонтай становится звездой рабочего движения. Выступая на собраниях, она буквально зажигает толпу: за ней готовы идти в огонь и воду – особенно мужчины. Но революцию ждет поражение – Александра Коллонтай, спасаясь от преследования властей,  вынуждена эмигрировать.

Но трудности лишь распаляют ее желание изменить мир к лучшему. «Тщеславие мне претило, от себя много требовала. Верила в свои силы, без переоценки себя. Хотела быть счастливой и радостной, поэтому не хотела, чтобы кругом была нищета, тирания царя или капитала, женские страдания», — писала она позже в своих мемуарах. Потомственная дворянка, знавшая с детства роскошь и не привыкшая к лишениям, Коллонтай демонстрировала завидное трудолюбие и целеустремленность. Вновь оказавшись в Европе, она стала активной участницей женского социал-демократического движения, и обрела новую мечту: осуществить в России реформы, которые не только бы облегчили женщинам жизнь, но и дали бы возможность реализовать себя.

Такая возможность появилась в 1917 году. Оказавшись на передовой октябрьских событий, Александра Коллонтай получает неоднозначное прозвище – Валькирия Революции. Среди смуты, хаоса и анархии, она с неистовой радостью кричит с трибун о светлом будущем. В это время умирает ее законный муж, но на похороны Александра не приходит – не до того. У нее есть миссия чрезвычайной важности – сам Ленин назначает Коллонтай на пост наркома государственного призрения (ныне – Министерство труда и социального развития). Так она становится первой в мировой истории женщиной-министром. На этом посту она добивается неслыханных результатов. Декрет о гражданском браке, трудовое законодательство, экономически уравнявшее оба пола – это было только начало. С присущим ей трудолюбием и энтузиазмом она реализовывает масштабный проект, в результате чего появляется целая сеть учреждений – ясли, детские сада и роддома, — существующие за счет государства. Такого не было еще ни в одной стране в мире.

Заботясь о других, Александра Коллонтай не забывает и о себе. Став инициатором гражданского брака, она становится первой, кто пробует его на себе. В марте 1918 года сорокапятилетняя Александра Коллонтай  вступает в законный союз с председателем Центробалта Павлом Дыбенко, который младше ее на целых семнадцать лет. Этот брак у многих вызывает недоумение – кажется, что у аристократки Коллонтай нет ничего общего с грубым матросом, имеющим всего три класса образования. Но для миллионов людей эта пара является идеалом. Вкупе с идеями, которые пропагандирует экстравагантная женщина-министр – например, о том, что удовлетворить половую потребность должно быть так же просто, как выпить стакан воды, — ее личный пример играет большую роль. Женщины и мужчины принимают слова Коллонтай за неоспоримую догму, считая их правилом жизни в новом мире. Быть похожей на «Валькирию» – для многих это уже даже не мечта, а важная цель.

Однако на деле все оказывается не так просто. Разница между Коллонтай и Дыбенко все же дает о себе знать. У него появляется молодая любовница. Коллонтай изо всех сил пытается изображать равнодушие, но ее жестоко мучает ревность. Однажды вечером она не выдерживает и устраивает мужу грандиозный скандал. В ответ он хватается за револьвер, но стреляет не в Коллонтай, а в себя… Ранение оказывается не смертельным. Выходив супруга, Александра Коллонтай прощается с ним навсегда.

Между тем, внутри большевистской партии идет борьба не на жизнь, а на смерть. Александра Коллонтай чувствует, что еще немного, и она попадет под удар. Ее сильно недолюбливает Зиновьев, сыгравший немалую роль в возвышении Сталина. Можно сказать, ей повезло: по его просьбе глава страны отправляет Коллонтай в Норвегию. Но там она добивается не меньших успехов. Уверенными шагами она входит в профессию, которую до нее так блестяще не осваивала ни одна женщина – профессию дипломата. После того как ей, занимавшей должность торгпреда в Норвегии, удалось организовать поставку сельди в нашу страну (тем самым обеспечив Россию продовольствием, а норвежцев работой), из Москвы пришел приказ: назначить Александру Михайловну Коллонтай полномочным представителем СССР в Норвегии. Так Коллонтай стала первой в мировой истории женщиной-послом.

Коллег-дипломатов она завоевала своей эрудицией, образованностью, аристократическими манерами и исключительным дружелюбием. Ее уважали и побаивались – казалось, не было вопроса, в котором не разбиралась эта красивая женщина. Постоянно работая над собой, она, великолепно знавшая несколько языков – английский, французский, немецкий, финский – вскоре освоила норвежский и шведский. Коллонтай поражала окружающих элегантностью нарядов, коммуникабельностью и непринужденной манерой общений, что особенно ярко проявлялось во время приемов, которые она организовывала в посольстве. Впрочем, эти вечера слишком контрастировали с «генеральной линией партии» — слишком уж не вписывался в них желанный образ советской женщины – всегда скромной и простой, даже если она находится на важном государственном посту. После нескольких язвительных статей в западной прессе Коллонтай вызвали в Москву для объяснений. Оскорбленная таким обращением, она подала в отставку.

Однако на этом дипломатическая карьера Александры Коллонтай не закончилась. Самые большие успехи на этом поприще ее ждали в Швеции. Именно Коллонтай добилась для Швеции роли посредника в мирных переговорах между Финляндией и Россией, итогом которых стал выход Финляндии из Второй мировой войны. Более того, в это время, когда параллельно разворачивалась еще одна война – информационная, Коллонтай сумела, вопреки стараниям нацистов, постоянно распространявших в Швеции антисоветские материалы, наладить в стране не менее сильную просоветскую пропаганду. Ловко маневрируя среди шпионских доносов и интриг, она дипломатично удержала нейтральную Швецию от вступления в войну против СССР.

…Профессиональную деятельность Коллонтай продолжала до 72 лет. Перенеся серьезные болезни, потеряв самых близких друзей в годы репрессий, она, тем не менее, как истинная Валькирия, сумела выжить, остаться сильной и независимой. Даже пережив инсульт, она до самой смерти занимала должность советника министра иностранных дел, много писала, каждый день принимала посетителей. Она умерла в 1952 году, не дожив пяти дней до своего восьмидесятилетия… Про нее были сняты несколько фильмов и написаны десятки книг. В ее честь названы улицы, и даже – целая планета. Но сегодня имя Александры Коллонтай вспоминают все реже. Другие времена, другие герои… Однако историю не изменить, и Александра Коллонтай вошла в нее навечно, став первой женщиной в тех профессиях, которые еще совсем недавно были сугубо мужскими.

Лена Ефремова

Лена Ефремова — основатель и главный редактор Woman on Top – закончила журфак МГУ, училась во Франции и Италии. Работала пиарщиком, журналистом, копирайтером, занималась Интернет-маркетингом. А потом решила реализовать давнюю мечту – создать онлайн-журнал, который будет вдохновлять людей.

http://www.womanontop.ru/2011/09/aleksandra-kollontay-dolgiy-put-valkirii/

**************

В первую очередь Коллонтай заинтересована в привлечении на сторону большевиков матросов. Это серьёзная сила. Братишки всю войну просидели на кораблях, не знали ни взрывов снарядов, ни свиста пуль. Откормленные, чуть приблатнённые, горластые — они готовы пойти за теми, кто больше платит.

Больше всех платят большевики. На них сделала ставку немецкая разведка и не ошиблась. Никаких принципов, наглость, безудержная жажда власти, наплевательское отношение к человеческим жизням — всё это в полной мере присутствует у Ленина и его окружения. Большевики — это не партия, а самая настоящая банда отмороженных террористов. Но кто будет докапываться до сути — главное внешний эффект.

В августе проходит VI съезд РСДРП. Коллонтай заочно избирают членом ЦК партии. Она единственная женщина, попавшая в этот важный орган власти. Только давняя подруга Елена Стасова и Варвара Яковлева становятся кандидатами в члены ЦК. Остальные все — мужчины: Сталин, Свердлов, Ленин, Троцкий, Рыков, Дзержинский, Зиновьев, Каменев, Берзин, Бухарин и другая одиозная братия. Не даром такая терминология, ибо это, по понятиям преступного мира, был "первый стол", который заправлял делами. Все ранее неоднократно судимые и имеющие опыт преступного мира.

Уже 23 октября она принимает активное участие в заседании ЦК РСДРП. На нём рассматривается вопрос о вооружённом восстании. Александра смотрит на своих соратников и понимает, что попала в нужную команду. Её взгляд останавливается на Марии Спиридоновой (1884-1941) — лидере левых эсеров. Губы Коллонтай трогает лёгкая победная улыбка. Красавица Мария «хоть сейчас и на коне», но явно прогадала в своих политических пристрастиях, и поэтому никогда не испытает пьянящего вкуса неограниченной власти.

Объективности ради надо заметить, что Александра Михайловна всегда очень негативно относилась к молодым и красивым революционеркам. Она, по мере сил, чинила девушкам различные препятствия, видимо видя в них потенциальных соперниц.

Сразу после заседания ЦК Александра принимает активное участие во II съезде Советов. Она заседает в президиуме этого мощнейшего органа власти. Сидящие в зале депутаты в основной массе представляют партию большевиков. Они в подавляющем большинстве, и душу Коллонтай наполняет спокойная уверенность.